Дневник чайного мастера
Шрифт:
— К сожалению, не в моей власти возвращать мертвых, — произнес Таро. — Но что до тех, кто все еще жив?
Он увидел мое волнение, и на его лице появилось удовольствие.
— Неужели нет никого другого, кого ты могла бы спасти?
У меня кольнуло в груди.
— Где она? — спросила я.
Таро в задумчивости наклонил голову:
— Она попросила меня передать тебе, чтобы ты приняла мое предложение.
Как же мне тяжело!
— Что за предложение? — спросила я.
— Ты и Санья вернете себе свободу и будете жить, как жили
Мне вспомнилось то время, когда источник был только нашим. Уголки рта Таро дрогнули — он заметил смятение на моем лице. И тогда я заставила себя посмотреть ему прямо в глаза.
— Что вы хотите взамен? — опять спросила я.
— Вы соглашаетесь на то, что источник принадлежит военным и вы обе работаете на меня. — Тут он сделал паузу, словно ожидая моей реакции. — Вы, конечно, наделали кучу глупостей, но проявили незаурядную смекалку и ум. Я даже почти поверил, что никакого источника нет и в помине. Мой верный адъютант Муромяки долго следил за вами, пока не выяснил, откуда вода и как она доставляется от вашего дома в деревню. Нам нужны шпионы с такими способностями, как у вас.
Уже второй раз во время нашей беседы воспоминания сдвинулись в моем сознании, и их детали стали выглядеть по-новому. Этот неожиданный визит Муромяки?! То, как он остановился у ворот Саньи и завел с ней разговор?! И еще одно воспоминание — почти стершееся, но теперь высветившееся ярче других: светловолосый гость на похоронах отца с вроде как знакомым, но таким невыразительным лицом. Все время после смерти отца вокруг меня стягивалась сеть, а я не понимала этого.
Мне показалось, что в комнате все застыло, и я не видела перед собой тропы из-за тумана, клубившегося над прошедшими, непостижимыми неделями, поднимавшегося из трещин мира, из темного зеркала, в котором невозможно различить собственного лица.
— Это Санья попросила меня пойти на такое?
— Она сказала, что согласится, если вы сможете встречаться.
Я подумала о Санье и почувствовала, что одна мысль о ней меня успокаивает. Сказать «да» просто, но стереть стоящую перед моими глазами картину невозможно: мы с ней рука об руку возле источника, где беспокойный поток прижимается к границам нашего «я» и наш след остается навсегда в памяти воды и мира.
Я закрыла глаза и тяжело вздохнула.
— Санья верит, что оно того стоит, — продолжил Таро мягким голосом. — Поэтому она и пришла к нам.
Я открыла глаза. Слова, образы и все, что было столь эфемерным и призрачным, исчезло.
— Вы лжете, — ответила я.
Лицо Таро вдруг стало странным, как будто исчезла маска, тщательно спланированный план — не знаю, не уверена, что именно, но я увидела, что его идеально выстроенная схема дала трещину, и, прежде чем его лицо приобрело равнодушное выражение, я поняла, что права.
— Можно сказать и так: я лгу, но ведь этого ты как раз и не можешь знать. Ты знаешь только то, что услышала от меня,
Мы молча смотрели друг на друга, в комнате двигался только выдыхаемый нами воздух.
— А что, если я тебе скажу, что Санья пришла к нам не ради тебя, а потому что хотела защитить свою семью? Тогда ты поверишь? — неожиданно спросил он.
Тени обернулись вокруг Саньи и понесли ее прочь от меня, пока совсем не скрылись из виду.
Я не подняла руку, не сказала ни слова на прощание или чтобы задержать ее, и она ушла, ни разу не обернувшись.
Я осталась совершенно одна и сказала только то, что могла сказать:
— Ничто не заставит меня принять ваше предложение.
Таро поднял чашку, молча допил ее и поставил на пол.
— Это твое последнее слово? Подумай хорошенько, другой возможности у тебя не будет.
— Последнее.
Он кивнул и поднялся; его тень лишь на мгновение стала моей, а затем навсегда оставила меня одну в бесконечной пустоте.
Я передвинулась к входу для гостей и открыла Таро дверь. Он встал на колени и уже собрался выползти на улицу, но остановился и посмотрел на меня.
— Позволь полюбопытствовать, — спросил он, и тут я впервые увидела у него в лице нечто, похожее на живой интерес. — Почему? Неужели ты веришь, что тебя ждет какая-то награда в другой жизни или в потустороннем мире, если ты сделаешь то, что считаешь правильным?
— Нет. Просто я верю в то, что каждый день нужно делать тяжкий выбор, даже зная, что не получишь за это никакой награды.
— Но почему?
— Потому что, если нет ничего, кроме этой жизни, пускай она и будет единственной возможностью оставить след, имеющий хоть какое-то значение.
Таро не кивнул, не улыбнулся, не усмехнулся, он просто посмотрел мне в глаза, а потом повернулся, чтобы покинуть комнату.
— Мне тоже любопытно, если позволите: вы не верите в награды и понимаете, что ваша власть преходяща, что же вы так стремитесь к ней и творите дела, о которых знаете, что они неправильные?
Командор не вздрогнул от моего вопроса, он молчал. Во влажном воздухе было слышно его дыхание, мне даже показалось, будто по его лицу прошла слабая дрожь, но, скорей всего, я ошибалась.
— Потому что, если нет ничего, кроме этой жизни, я хочу получать от нее наслаждение, сколько бы она ни длилась, — ответил он.
Мы, не двигаясь, сидели на коленях лицом к лицу, и ничто не разъединяло нас, но ничто и не объединяло. Его выбор мог стать и моим выбором; все тени одного цвета, и все они исчезают с наступлением тьмы.
— Прощайте, командор Таро, — наконец я нарушила молчание. — Больше я ничего не могу для вас сделать.
Я не поклонилась на прощание, но Таро поклонился, и в этот раз я не увидела в его поклоне ни насмешки, ни пренебрежения, но было ли в нем уважение? Я еще подождала, пока он выберется из домика, и поэтому не слышала стука подошв его сапог на крыльце или по дорожке сада камней.