Дневник его любовницы, или Дети лета
Шрифт:
Сашка получила тот самый срок, который пообещал Егор. Ровно полгода. Егор мобилизовал на ее защиту своего адвоката, который тут же бесстрашно упал на судебную амбразуру своей хорошо оплаченной грудью. Про наркотики, которые Сашка подмешивала в мой сок, на суде и речи не было, все обвинения свелись к опасной шалости, едва не приведшей одного известного писателя в психушку. Кроме того, актриса, сыгравшая роль утонувшей Натальи Егоровой, была приговорена к небольшому денежному штрафу. Вменять ей в вину соучастие
Как и портье в фойе санатория, имя которого на суде вообще не упоминалось.
Судья погрозила Сашке пальчиком и упекла ее на полгода в колонию общего режима с учетом месяцы, отбытого в ходе следствия. Из оставшихся пяти месяцев Сашка не потеряла ни одного дня, наваяв не один, а целых три романа. Правда, насколько они хороши, я не знаю. Не читал и не спрашивал у нашего бывшего издателя.
Марк радостно приветствовал мое возвращение в литературу. Я дописал старый роман и отослал издателю на сайт с вопросом, можно ли прислать что-нибудь еще. Ответ пришел мгновенно и состоял из одного слова: «Идиот!»
Я на издателя ничуть не обиделся. Я понял, что это слово было употреблено с радостной ликующей окраской. Что и подтвердил Марк, перезвонивший мне немедленно после получения электронной почты.
Я вернулся.
Я жил, работал и получал от этого всего удовольствие.
Честно говоря, после столь долгого перерыва я садился за компьютер с тайным страхом в душе. Мне казалось, что воображение, служившее мне путеводной звездой, слишком огрубело и опростилось, чтобы петь свои волшебные песни. Возможно, я уже не смогу вернуть ему прежний голос.
Я включил системный блок. Мой добрый старый «пентюх» поприветствовал меня радостным скрежетом, я ласково потрепал его по холодной крышке.
– Привет! – сказал я тихо.
Монитор озадаченно моргнул и «пентюх» спросил:
– Хозяин?..
– Это я, – ответил я.
– Хозяин! – обрадовался мой старенький друг. – Как же я рад тебя видеть! Знаешь, тут недавно меня охмурял один тип… Уговаривал, что он – это ты, представляешь? Ты бы его видел! Урод! И ни строчки не смог из себя выдавить! Кстати, где он?
– Забудь, – ответил я. – Его больше нет. Будем работать?
– Будем, – ответил мой компьютер и представил к моим услугам молочно-белую страничку.
Я закрыл глаза и позволил своему воображению вылететь на волю. Я не знал, как оно выглядит после долгого заточения, и немного напрягся, ожидая неприятностей. Но в душу впорхнула фантастическая райская птица редкой красоты. Распустила сверкающий хвост, посмотрела на меня длинным огненным глазом, сияющим, как драгоценный камень, запела свою нежную песню.
Я увидел каменные зубцы и башни старинного города, выхваченные из тьмы мгновенной вспышкой молнии.
Я прочитал название
Я вспомнил имя художника, удержавшего в своих картинах его мятежную предгрозовую душу: Доменикос Теотокопулос.
Впрочем, испанцы не могли его выговорить и заменили длинное иностранное имя коротким прозвищем: Эль Греко.
Грек.
Я еще не успел прийти в себя от удивления, как мои пальцы принялись передвигаться по клавиатуре. Сначала медленно, неуклюже, потом все набирая и набирая скорость…
Я написал двадцать страниц легко, играючи. Перечитал написанное и приятно удивился. Да. Смена обстановки пошла мне на пользу.
– Хозяин, ты просто гений! – восторженно сказал мой старенький «пентюх». И застенчиво добавил:
– Я рад, что ты вернулся.
Я засмеялся и ответил:
– А уж как я рад!.. Отдыхай до завтра.
– Ты тоже, – сказал компьютер.
Я вырубил машину, потянулся и вылез из-за стола. Вышел в сад, поворошил носком кроссовки шурупы и болты, валяющиеся на земле.
– Они скоро прорастут, – сказал я вслух.
Виталик оторвался от созерцания разобранного мотора.
– Сейчас уберу, – ответил он рассеянно и снова ушел в свои мысли.
Я усмехнулся. Вернулся в дом, переоделся, сел за руль моей старенькой «нивы» и отправился в город. Проехал просто так, без всякой цели. Прогулялся. Поболтался в приморском саду, зашел в ресторан, заказал ужин.
Здесь негромко играла приятная музыка, вокруг меня сидели хорошо одетые люди, пахнувшие изысканными запахами, но я вдруг поймал себя на том, что воспринимаю эту когда-то милую моему сердцу обстановку как чужеродную.
Я воспринимаю ее как декорацию к дорогому и глупому телесериалу, не имеющему ничего общего с реальной жизнью.
К столику подошел метрдотель, склонился над моим плечом.
– Простите, Антон Николаевич, – сказал он интимным полушепотом. – Пришла дама, а все столы сейчас заняты. Вы не будете возражать?..
Я откинулся на стуле и заглянул ему за спину.
Возле дверей стояла красивая дама среднего возраста, хорошо и дорого одетая. Она нервно теребила в руках маленькую сумочку, расшитую блестками, ее глаза быстро осматривали зал.
Я принял прежнее положение и сказал:
– Не возражаю.
– Благодарю вас.
Метрдотель отошел от моего столика и вернулся к даме. Что-то вполголоса сказал ей, сделав жест в мою сторону. Дама пристально оглядела меня издали, неуверенно пожала плечами. И кивнула головой.
Она шла ко мне в сопровождении все того же намозолившего глаза метрдотеля, и я поднялся со стула ей навстречу. Вблизи дама смотрелась так же обворожительно, как и издали. Качество, которое я весьма ценю в женщинах определенного возраста.