Дневник его любовницы, или Дети лета
Шрифт:
– Не расстраивайся, – сказал Егор, наблюдавший за моим вытянувшимся лицом. – Ремонт я сделать пока не успел, но судно хорошее, надежное. Просто прежний владелец был свинья свиньей, вот и плевал на то, как корабль выглядит. Деньги экономил.
– Мы точно не утонем? – спросил я, с тоской озирая снизу вверх обшарпанный грязный борт. Возле судна пахло морской солью и плесенью.
Егор не ответил и легко побежал по трапу вверх. Я последовал за ним, тяжело дыша и отдуваясь.
Палуба выглядела очень чистой. Это меня немного успокоило.
– Где моя каюта? – спросил я.
– Позже, позже, – ответил Егор нетерпеливо. – Ты когда-нибудь видел, как судно отходит?
– Нет, – ответил я.
– Посмотри, это интересно, – пригласил Егор и незаметно исчез.
Я немного понаблюдал за тем, как убирают трап, и поднимают якорь. Вспомнил про чемодан, оставленный в багажнике машины, испуганно заозирался кругом.
Хотел спросить у матросов, где моя каюта, но все были заняты делом, все были сосредоточены на своих проблемах, и я не решился раскрыть рот.
Прошелся вдоль поручней, осмотрел все, что находилось на виду.
Корабль был большой и неуклюжий. Ровная гладкая палуба вступала странное противоречие с низко посаженными бортами, словно решила придавить судно, подмять его под себя.
– Глупая, – сказал я вслух, – тебе же хуже будет!
– Антон Николаевич Петербургский? – спросил голос над ухом.
Я живо обернулся. Передо мной стоял капитан, как нетрудно было догадаться по форменной фуражке, плотно надвинутой на лоб. В руках у него был какой-то список, и моя фамилия там тоже значилась. Позади стоял Егор и улыбался подлой улыбкой.
Меня снова кольнуло какое-то неприятное предчувствие.
– Это я, – ответил я осторожно.
– Рабочее место видели? – спросил капитан.
Я слегка обалдел.
– Еще не успели, – ответил за меня Егор. И подмигнул.
– Покажите все, что нужно, – распорядился капитан. С сомнением оглядел меня, поправил фуражку и сказал:
– Надеюсь, вы справитесь. Завтрак должен быть готов ровно в девять.
Я ничего не ответил, потому что ничего не понял. Капитан развернулся и пошел по палубе, неторопливо оглядывая работающих матросов.
Я повернулся к Егору. Если бы можно было испепелить человека взглядом, от Егора осталась бы кучка пепла.
– Забыл тебе сказать, – сказал Егор как ни в чем ни бывало. – Пассажиры на судне не предусмотрены, только, экипаж. Пришлось похлопотать, чтобы место кока осталось за тобой.
– Что?! – вскрикнул я.
– А что? – продолжал этот негодяй, нимало не смущаясь. – Ты прекрасно готовишь! Ту яичницу, которую ты пожарил, я до сих пор забыть не могу! И сосиски варишь виртуозно.
Я не мог ничего сказать. Стоял, смотрел на него и хлопал ресницами.
– Экипаж небольшой, четырнадцать человек, – продолжал Егор.
Ноги мои подкосились, и я молча шлепнулся на какие-то канаты.
– Да ты не трусь! – подбодрил меня негодяй. – У тебя есть помощница. Буфетчица, милая женщина, зовут Анна Никитична. Я
Егор бросил взгляд на часы и посоветовал:
– Ты все же поторопись. Три часа до завтрака.
Я пришел в себя, вскочил с места и быстро бросился к краю борта. Схватился за поручень, перегнулся через него. Увидел далеко внизу тяжелую мутно-зеленую глубину и отшатнулся назад.
– Не советую, – сказал Егор с некоторым сочувствием. – Не доплывешь.
Я сорвал с головы кепку с широким козырьком и швырнул ее в Егора.
– Скотина! – сказал я с яростью.
Уселся на пол и закрыл лицо руками. Меня начало одолевать сильное сердцебиение.
– Где мой чемодан? – спросил я, отнимая руки лица и с ненавистью глядя на Егора
– Ой!
Приятель испуганно приложил ладонь к губам. Его черные пиратские глаза откровенно насмехались надо мной.
– Забыл из машины вытащить! – признался он смиренно.
Волосы зашевелились на моей голове.
– Ты… ты что? – залепетал я, превращаясь в испуганного инвалида. – Ты с ума сошел? Я же без лекарств дня не протяну! У меня уже сердце болит!..
– Ай-ай-ай, – запричитал Егор. – Как же это я прокололся… А впрочем, знаешь, может, это и к лучшему. Говорят, морской воздух творит чудеса.
Я схватился за сердце и простонал:
– Идиот! Какой воздух?! У меня сердечный приступ!
– Ничего, – ответил Егор все так же беззаботно. – В корабельной аптечке должен быть валидол. Ну, пошли. Покажу тебе твое рабочее место.
Я закрыл лицо ладонями и тихо заплакал. На меня с удивлением пялились пробегающие мимо матросы, но я не обращал на них никакого внимания.
Мне по-настоящему хотелось умереть.
ЭПИЛОГ
Плавание продлилось почти два месяца.
Правда, в море мы болтались не больше половины этого срока, еще месяц ушел на пребывание в Марселе, Малаге и нескольких других портовых городах.
Первые дни путешествия остались в моей памяти как непрерывный кошмар. Несмотря на помощь милой женщины – буфетчицы Анны Никитичны, я весь состоял из ожогов и порезов. Освоить профессию корабельного кока оказалось значительно трудней, чем писать романы. Во всяком случае, для меня.
Не обрадовали меня и бытовые условия.
Моя койка была такой жесткой, что утром тело болело и ныло. Я чувствовал себя основательно избитым, тело превратилось в один сплошной ноющий синяк. Я непрерывно причитал вслух и жалел себя так, как может жалеть только прирожденный эгоист с большим жизненным стажем. Впрочем, скоро я понял, что жаловаться бесполезно. Беспощадный образ Волка Ларсена из любимой книги моего детства преследовал меня по пятам. Но в конце путешествия я, положа руку на сердце, мог сказать словами Хэмфри Ван-Вайдена: «Я в больших дозах принимал лекарство под названием Волк Ларсен, и оно пошло мне на пользу». (2)