Дневник кота с лимонадным именем (сборник)

Белянин Андрей Олегович

Самуэль набрал указанные аппаратом цифры и приготовился нажать на безымянную клавишу. И замер. Запах одурманивающих духов Марии волна за волной окатывал его из-за спины. Самуэль завертелся на стуле, едва не лягнув ботинками элегантные щиколотки лаборантки.

— Простите… — заикнулся неловко.

— Кофе вам принесла, — пояснила Мария. — Отдохните. Нельзя всё работать и работать… даже при вашей выдержке. Удивляюсь, как вы ещё на ногах… гм, как вообще не рухнули, господин Витковский. Это слишком. Разве можно сидеть в стороне от жизни! Она проходит мимо вас.

Самуэль взял ароматно дымящую чашку.

— Что

вы имеете в виду? — спросил он.

— Жизнь!

— Жизнь?

— Жизнь — это всё, что нас окружает и чего мы касаемся. Вот кофе ваш, к примеру, можно было выпить в парке, среди деревьев, по которым скачут белки. И при этом можно разговаривать не о науке.

— Белки… Вы предлагаете… прогуляться? — Самуэль неожиданно для себя покраснел.

— Именно. Предлагаю. Ох уж эти учёные люди… Беда с вами. Если женщина не сделает первый шаг, так и останетесь… ни с чем.

Самуэль обалдело взирал на лаборантку, а перед глазами мельтешили странные видения. Слизистая тварь преследовала его; он сношался с каким-то ракообразным; громыхающая громадина добивалась с ним близости; пугающего облика ящер с размаху надел ему на голову корзину с чем-то мягким… Во всех наваждениях присутствовало какое-то вычурно нормальное восприятие межполовых отношений. Он, по крайней мере отчасти, ЖЕЛАЛ плотью и студенистую тварь, и ракообразное, даже немного охоч был и до громадины, жрущей камни. Мужская его часть не осталась совсем равнодупгной и к ящерице… а сейчас и жасминовые духи Марии ударили в нос. Запах взбудоражил его до потери разума. Руки чесались прилипнуть к бёдрам лаборантки, не пренебрегая и остальным. Ладонь задрожала, чашка запрыгала по блюдечку и плеснула кофе прямо на контакт аппарата, вызвав короткое замыкание. Пластмассовая коробка громко треснула, посыпались искры, пополз удушливый дым. Мария взвизгнула, а Самуэль вскочил и невольно схватил девушку за руку, стремясь уберечь и успокоить её.

Он не знал, да и не мог знать, что короткое замыкание утвердило эту реальность как единственную. В дальнейшей жизни Самуэлю никогда больше не привидятся кошмары о сексе с одноклеточными, ракообразными, роботами или пресмыкающимися. Он не вспомнит о прошлых существованиях, а в голове его не будет появляться таинственная схема генератора реальностей. Настоящая действительность ему нравилась, и она осталась фиксированной навеки, всего остального будто и не было никогда.

Он продолжал держать руку Марии, их пальцы сплелись, лаборантка совсем не спешила отстраниться.

— Знаешь что… — Самуэль кашлянул. — С научной точки зрения пить кофе на природе — это дело основательное. Всё равно тот, который ты принесла, я пролил… Пойдём вместе?

— Да, господин Витковский! — обрадовалась Мария.

— Вот что, зови меня Сами… дорогая, — важно и мудро сказал он.

Исключение из Дарвина

Я всегда питал слабость к карпам. Некоторые люди эту рыбу не уважают, говорят, что, сколько с ней ни возись, всё равно, мол, воняет илом. Это не совсем так. Карп отменное блюдо, если толково стряпать. Вся соль в том, чтобы оставить рыбину поплавать в сковороде в подсолнечном масле и слоях томатного пюре вместе с нарезанным луком. Важно также, чтобы брюхо карпа вздулось от молотых орехов с приправами. Только потом — суй в духовку и жди!

В конце концов белое мясцо заставит тебя пальцы облизывать. Вот зачем я пришёл на свой излюбленный пруд, понятно, с удочкой, — за самым увесистым карпом пришёл, конечно. Всё равно делать больше нечего. Если верить рыбацким байкам, тут в прошлом году поймали карпище в пятнадцать килограммов. Ну, я на такое чудо-юдо не зарюсь, но и не откажусь, если на крючок попадётся…

Моё местечко, как раз под раскидистой ивой, которую видно с шоссе, оказалось, однако, занятым. Знаете, как чувствует себя человек в подобный момент. Зло берёт. А там такой берег — высокий, крутой, вода под ним глубокая. Камыши в стороне, они на отмелях растут. Глядишь в зага-очный тёмный омут и говоришь себе: вот тут крупняки карпы водятся!

Увы. Только смотреть и остаётся. Чудное моё место занято. Какой-то тип долговязый в джинсах, футболке и грязных шлёпанцах. Плюхнулся, как пластун, на кусок полиэтилена и сосредоточенно так глядит в подзорную трубу, труба даже на стойке. На меня — ноль внимания.

Я решил попробовать кашлем, говорят, помогает в таких случаях. Долговязый на миг голову повернул, потом руку протянул и в блокнотике что-то записал. И опять за своё. Будто нету меня на свете.

— Прошу прощения, — сказал я нервно. — Я здесь обычно рыбачу, гражданин.

— Бронь на место не наложена, папаша, — ответил наглец и пятернёй по патлам своим поелозил.

— Поза у тебя не шибко удобная, разве что задница у тебя броневая, — рыкнул я, готовый на агрессию. У нас в роду полным-полно любителей грубого решения проблем.

Тот прикинул, о чём речь, понял, каким керосином пахнет дело, и благоволил оглядеть меня подробнее. Затем, придя к неутешительному для себя выводу о разнице физической кондиции двух спорящих сторон, изволил ответствовать. Кардинально другим тоном, разумеется. Но с непреклонным содержанием слов:

— Гражданин, пожалуйста, найдите себе другое место для рыбалки. Я провожу важные научные наблюдения!

Я фыркнул:

— В такой мутной воде — и наблюдения?

— Я не в воду гляжу, а смотрю за тем, что над ней показывается.

— А точнее? — пока ещё елейным, но праведно закипающим голосом осведомился я.

— Пятёрка меченых лягушек. Статистический подбор. Их только отсюда видно.

Гнев мой притормозил маленько. Я задумался над проблемой помечивания мокрых тваринок — в смысле чем это их? Наверное, уж не краской, лягушки, кажется, кожей дышат, сдохнут ненароком — и никаких тебе статистик. Помню я, помню кое-что о земноводных, в гимназиях всё же обучались… А долговязый лихорадочно записал ещё раз что-то в блокноте. И глазом снова присосался к оптике. Пинка ему дать, что ли? И я бы пнул, да любопытство заело.

— А в чём суть наблюдений? — спросил я. — Чем они такие важные, твои лягушки?

— Мух ловят.

Он что, издевается? Я, однако, остался внешне спокоен. Заметил:

— Каждый знает, что мух ловят. Типично для лягушек. Но ещё и комаров.

— Меня мухи интересуют.

Ишь ты…

— Почему?

— Потому что важно. За прошедшие дни среднестатистическая норма поедания мух нарушена. Что может быть симптомом экологического дисбалансирования локальной среды, а она в свою очередь способна спровоцировать цепную реакцию крушения систем обитания…