Дневник Марии Башкирцевой
Шрифт:
Довольна как раз настолько, что не прихожу в отчаяние, вот и все.
Я вернулась из Салона. Мы поехали туда только в полдень, а вернулись только в 5 часов, за час до окончания. У меня мигрень.
Мы долго сидели на скамейке, перед картиной.
На нее смотрят много. Мне было смешно, когда я думала, что все эти люди никак бы не подумали, что создатель этой картины молодая, элегантная девушка, которая сидит тут же, показывая свои маленькие и хорошо обутые ножки.
А! это гораздо лучше, чем в прошлом году.
Что же это, успех? в настоящем, серьезном смысле разумеется?
Бастьен-Лепаж выставил только свою маленькую прошлогоднюю картину: Кузницу.
Он все еще не настолько здоров, чтобы работать. Бедный архитектор очень печален и говорит, что готов утопиться.
Я тоже печальна и мне кажется, что, несмотря на мою живопись, на мою скульптуру, на мою музыку, мою литературу, несмотря на все это, мне кажется, что я скучаю.
Суббота, 3 мая. В половине двенадцатого является Эмиль Бастьен-Лепаж, я выхожу к нему очень удивленная! У него целый запас любезностей для меня. Я имею настоящий большой успех.
«Не в отношении к вам и вашим товарищам по мастерской, но относительно всех. Я видел вчера Олендорфа, который сказал мне, что если бы эта картина была написана французом, то она была бы куплена государством. — О, да, этот г. М. Башкирцев, очень способный человек». (Картина подписана М. Башкирцев). Тогда я сказал ему, что вы молодая девушка и прибавил «хорошенькая». «Нет»!! он не мог прийти в себя от удивления». И все говорят мне о большом успехе. Ах!! я начинаю этому понемногу верить. Потому что из боязни поверить слишком много, я позволяю себе чувствовать небольшое удовлетворение с такими предосторожностями, о которых вы не имеете даже представления.
Я последняя поверю, что в меня верят. Но кажется, что картина хороша.
— Настоящий и большой артистический успех, — говорит Эмиль Бастьен. Значит, как Жюль Бастьен в 1874 или 1875 гг.? О! Создатель! Я еще не захлебнулась от радости, потому что я едва верю этому.
Я должна была бы захлебываться от радости. Этот превосходный друг просил меня подписать полномочие для Шарля Бод, гравера, интимного друга его брата.
Этот Бод имеет фотографию с моей картины для Monde Illustre; это хорошо.
Он мне сказал также, что Фриан (у которого есть талант) пришел в восторг от моей картины.
Люди, которых я не знаю, говорят обо мне, интересуются мною, судят меня. Какое счастье!!. Просто не верится этому, хотя перед этим я так желала и ждала этого.
Я хорошо сделала, подождав давать полномочие на снятие фотографии с моей картины. У меня просили этого письменно, не знаю кто, еще третьего дня. Мне приятнее позволить это Боду, тому, кого Бастьен зовет Шарло и кому он пишет письма по восьми страниц.
Сошла в гостиную мамы принять поздравления от всех этих дураков, которые думают, что я занимаюсь живописью, как принято в свете, и которые расточают те же комплименты Алисе и другим дурочкам.
Так-то!
Мне кажется, мой успех всех живее чувствует Розалия. Она с ума сходит от радости, говорит со мною, как старая кормилица, и рассказывает подробности направо и налево.
Понедельник, 5 мая. Умереть, это слово легко сказать, написать, но думать, верить, что скоро умрешь! А разве я верю этому? Нет, но я боюсь этого.
Не к чему скрывать: у меня чахотка. Правое легкое сильно поражено и левое начинает портиться понемногу уже в продолжение целого года. Обе стороны задеты. При другом телосложении я была бы почти худа. Конечно я полнее, чем большинство молодых девушек, но я не то, что было прежде. Одним словом я заражена безвозвратно. Но, несчастное создание, заботься же о себе! Да, я забочусь и притом основательно. Я прижгла себе грудь с обеих сторон и мне нельзя будет декольтироваться в продолжении четырех месяцев. И мне придется время от времени повторять эти прижигания, чтобы быть в состоянии спать. О выздоровлении не может быть и речи. Все написанное имеет вид преувеличения; но нет, это только правда. Да и кроме мушек, столько есть разных разностей! Я все исполняю. Тресковый жир, мышьяк, козье молоко. Мне купили козу.
Я могу протянуть, но все-таки я погибший человек.
Я слишком много волновалась и мучилась. Я умираю вследствие этого, это логично, но ужасно. В жизни так много интересного! Одно чтение чего стоит! Мне; принесли всего Зола, всего Ренана, несколько томов Тэна; мне лучше нравится Революция Тэна, чем Мишлэ; Мишлэ туманен и буржуазен, несмотря на его поклонение высокому.
А живопись! Вот когда хотелось бы верить в доброго Бога, который является и все устраивает.
Вторник, 6 мая. Литература заставляет меня терять голову. Я читаю Зола целиком. Это гигант.
Милые французы, вот еще один, которого вы не хотите понять!
Среда, 7 мая. Получила от Дюссельдорфа просьбу отгравировать и отпечатать мою картину, а также и другие мои картины, если я найду это удобным. Забавно.
Со времени открытия Салона не было ни одного журнала, который бы не говорил о моей картине; да, но все-таки это еще не то! Сегодня утром Etiucelle пишет статейку Светские женщины-живописцы.
Это чудесно! — Я следую тотчас же за Кларой, и обо мне столько же строк, как и о ней! — Я Грез, я блондинка с решительным лбом, как у существа, которое будет чем-нибудь, у меня глубокие глаза! Я очень элегантна, у меня талант и я хороший реалист, вроде Бастьен-Лепажа. Так! Это еще не все, — у меня притягательная улыбка и грация ребенка!!! И я не в восторге? — Ну так знайте-же: нисколько!
Пятница, 9 мая. Я читаю и обожаю Зола. Его критические статьи и этюды превосходны: я влюблена в них до безумия. Можно все сделать, чтобы понравиться такому человеку! И вы считаете меня способной к любви, как всех других. О, Господи!