Дневник офисного муравья

Быстрова Ирина

– То есть ты согласна отказаться от перспектив, денег и прочих благ только потому, что там нет окон? – уточнила Юлька, когда я обрушилась на нее со своими проблемами.

– Ну-у… – Я притормозила.

Подумала, прислушалась к тому, что творилось внутри, и сказала:

– Да, пожалуй, согласна.

– И остаться на улице? – спросила Юлька.

– Что?

– Ты станешь безработной, – сказала она. – Забыла? Ты ж уволилась. И тебе опять придется искать работу. Только теперь ты уже не будешь спокойненько

сидеть и перебирать. Теперь ты будешь носиться по рынку труда с бешеными глазами, потому что накопления твои начнут очень быстро таять и ты начнешь нервничать, как бы тебе не умереть от голода.

– Ну, это ты загнула, – мрачно проговорила я.

– Загнула, – согласилась Юлька, – мы тебе, конечно, не дадим погибнуть, но сути это не меняет. Ирка, может, это ты загибаешь? Ну, действительно, что такое окна против прочих их прелестей? Представляешь, ты придешь и скажешь: я увольняюсь, не проработав у вас и дня, потому что у вас нет окон. Они просто посмеются над тобой. И порадуются. За себя. Скажут, как здорово, что эта странная девушка, которая еще не доросла до того, чтобы отделить зерна от плевел, покинула нас так быстро. Зачем нам такая, скажут.

Все это было немного обидно, но справедливо. Так все и будет. Меня посчитают ненормальной. Несерьезной. Непрофессиональной.

Но послушайте, это, честно, полный ужас! Без окон-то. И мне действительно не нужно ни-че-го. Ни денег. Ни нового опыта. Ни профессиональных перспектив. Ни признания.

В итоге-что делать-то?!! Завтра опять туда-в жизнь без окон…

30 июня, вторник. Пришлось обратиться за помощью.

– Значит, окна, – задумчиво проговорил г-н Толмачев, – вернее, их отсутствие…

Я позвонила ему, как только пришла на работу.

– Даже не знаю, как вам это сказать, – промямлила я после того, как мы обменялись приветствиями. Закончила свой рассказ вопросом:-Вы считаете меня взбалмошной?

– Да нет, – ответил он. – Почему обязательно взбалмошной? Клаустрофобия-страшная вещь. У меня мама, например, наотрез отказывается ездить в лифте. И в ночных поездах. Говорит, темнота за окнами как бы замыкает ей пространство.

– Любопытно, – проговорила я.

– Ну да, – согласился г-н Толмачев, – у каждого свое…

Мы немного помолчали.

– Так вы думаете, что не сможете? – спросил он.

– Не знаю, – призналась я. – Если даже я смогу целыми днями сидеть в помещении, где нет окон, то об эффективной работе и речи быть не может. А потом я начну накаляться, нервничать, потом это станет накапливаться…

– Нуда, нуда, – пробормотал г-н Толмачев. – Я уловил вашу логику. Тогда, наверное, действительно не стоит рисковать. И отказаться, пока еще не поздно.

– А у вас какие-нибудь штрафные санкции из-за меня не случатся?

– Нет, –

ответил он. – Просто мы не получим за вас деньги, и все.

– Ой! – огорчилась я.

– Да не переживайте вы так, – рассмеялся г-н Толмачев. – Вы что, думаете, у вас экстраординарный случай? У нас и не такое бывает. И потом, всегда есть запасной вариант. То есть из тех кандидатов, которых рассматривают, всегда отбирают второго и, может быть, даже третьего на случай, если первый откажется. Так что у вас есть дублер. И его вряд ли смутят стены без окон.

– А вы, кстати, знали об этом?

– Нет, у них была моя коллега. Она на этот счет ничего не сказала. Наверное, у нее крепкие нервы.

Мы опять помолчали.

– Зато теперь вы прибрели опыт, – сказал г-н Толмачев. – Будете теперь требовать показать вам будущее место работы. Немножко непривычно, но в пределах нормы.

– То есть вы от меня не отказываетесь? – робко спросила я.

– Мы? Нет, – рассмеялся г-н Толмачев. – Почему мы должны отказываться от вас?

– Ну, такой хлопотный персонаж… – промямлила я.

– Да не более чем другие, – сказал он. – Не думайте об этом. Лучше сосредоточьтесь над тем, что вы скажете вашему генеральному.

– А я должна сказать? – испугалась я. – Я думала, вы.

– Нет, – сказал г-н Толмачев, – вы уже там работаете, у вас уже свои собственные отношения с работодателем, вы же сами и должны их урегулировать.

И я отправилась урегулировать. Не сразу, конечно. Посидела еще сколько-то в своем безоконном кабинете, пытаясь собраться с мыслями, а в двенадцать с четвертью пошла к высокому начальству.

– Окна? – переспросил генеральный.

И обвел взглядом свой кабинет. Ему, надо сказать, повезло больше всех. У него были окна. У пола. То есть если присесть на корточки, можно выглянуть в большой мир. Интересно, подумала я в тот момент, он делает это?

Генеральный внимательно смотрел на меня несколько секунд. Потом улыбнулся.

– Жаль, – сказал он. – Я думал, мы поработаем вместе.

– Я тоже думала… – прошелестела я.

Было ужасно стыдно. Просто как будто тут собрались взрослые люди, а я только что выскочила со школьной скамьи, но я ведь не только что… мне ведь уже… А впрочем, разве клаустрофобии это интересно, сколько мне?

И мы попрощались. Я взяла свои вещички и тихонечко побрела на выход. Ни с кем мне не надо было прощаться, никому ничего объяснять. Меня еще никто здесь не знал. И я никого не знала. Ну, в смысле до такой степени, чтобы прощаться.

Я вышла на улицу, глотнула свежего воздуха и солнечного света. Нет, без окон-это труба дело. Я все сделала правильно.

Мама, правда, так не считала. Она меня просто отругала, как будто я первоклашка и принесла двойку. Хотя за двойки меня не ругали. Потому что у меня их не было.