Дневник плохой девчонки
Шрифт:
— Эле, тебе пришло письмо от Робиса.
— Правда? — радостно закричала она. — Можешь прочитать?
— Конечно. Слушай.
Я взяла письмо с кровати и стала читать громко и медленно, стараясь не показывать никаких эмоций. Но в душе надеялась, что Эле вот-вот не выдержит и засмеется… А она так и не засмеялась. Дослушала до конца и продолжала молчать.
— Эле, ты меня слышишь? — спросила я наконец. — Ну и как тебе?
— Да, да… — прошептала Эле. — Слышу…
И опять замолчала.
Я поняла, что подруга моя довольно сильно расчувствовалась, и у меня появилось
— Странноватое, по-моему, письмо, — не вытерпев, сказала я. — Конечно, это не мое дело…
— Да… — вздохнула Эле. — Робце такой поэтичный…
— Поэтичный?.. Да уж, что есть, то есть…
— Мне кажется, ему там очень одиноко… А уж как я по нему соскучилась… — снова вздохнула Эле. — Красивые стихи, правда?
— Да, очень красивые, — поспешила согласиться я. (Признаюсь, в стихах, которые не сама написала, я совершенно не разбираюсь.)
Эле опять умолкла, и я, не удержавшись, спросила:
— Слушай, Эле, а он всегда так разговаривает? Ну… так поэтично?
— Нет, только в письмах… Он говорит, письма сохраняются и мне в старости будет что почитать…
Ну-ну… Любовь и в самом деле непонятная штука…
Снова помолчав, Эле попросила, чтобы я еще раз медленно прочитала ей письмо. Что делать, пришлось читать. Вообще-то, когда я читала второй раз, мне уже было не так смешно, а стихи Робиса показались совсем неплохими… Потом мы с Эле перекинулись еще несколькими словами и распрощались.
Мне стало грустно. Наверное, я никогда таких писем не дождусь. И почему мне в жизни так чертовски не везет? Один-единственный раз влюбилась, и сразу безнадежно несчастливо. Живя у Эле, я почти не думала о Гвидасе. Вернее, старалась о нем не думать, потому что думать не хотела. Теперь опять… Вспомнила его — и сделалось совсем тоскливо. Завтра я, скорее всего, его увижу… Увижу, как он, счастливый, целует мамины пальцы… Может, тоже шепчет: «Моя королева, владычица моей души…»? Меня в дрожь бросило от этой мысли! Не хочу их видеть! Не хочу туда ехать…
Не думать об этом, не думать!
В конце концов вытащила из-под кровати рюкзак с деньгами. Как украла, так с тех пор к ним и не прикасалась, только теперь пересчитала, сложила ровными стопками и рассовала по конвертам. Все это, само собой, проделала в перчатках. Если сегодня ночью удастся засунуть конверты в почтовый ящик, завтра толстая Онуте их найдет, сообщит в полицию и, может быть, заберет свое проклятое заявление. Тогда Лаура будет спасена, и эта ужасная история закончится. Может быть… Было немного жалко — так хорошо все спланировала, и ничего не вышло, зря старалась… Восьми тысяч литов как не бывало… Ничего не поделаешь, сама виновата, что про Лауру не подумала!
От одной мысли о разговоре со следователем меня подташнивало. Я не сомневалась, что, оставшись с ним с глазу на глаз, сразу начну блеять… Проклятое заикание! Будь я невинна как ангел — все равно вызвала бы подозрения.
Подошла к окну, закурила. Дождь уже не шел. Пора было собираться в поход…
9
Вот и закончилась моя преступная история, от денег я избавилась.
Мама не дала поспать, позвонила ни свет ни заря, а спать хотелось до смерти… Она спросила, каким поездом я приеду и хочу ли, чтобы меня встретили, я ответила, что приеду вечером, типа, лучше не пропускать утренние занятия, и встречать меня не надо, хочу в одиночестве пошататься по Вильнюсу. Она, по-моему, осталась недовольна, но все поняла правильно и больше мне мозги не компостировала. Сказала только, что они будут ждать меня вечером. Так и сказала: «Будем ждать»! Стало быть, ничего не изменилось. Знали бы они, как мне не хочется их видеть…
Снова залезла в постель, но заснуть уже не удалось… Утро было испорчено.
Сварила кофе, выкурила сигарету, полила Элин садик, покормила голубей — настроение не улучшилось. Залезла под душ и плескалась, пока не кончилась теплая вода… Стало чуть повеселее…
В двенадцать надо было идти к старушке… с молоком и булочками… Конечно, я могла и не ходить, ведь деньги уже возвращены… Дождаться, чтобы она забрала заявление из полиции, и все: забыть как страшный сон и жить дальше… Только что это будет за «дальше»? Опять все по новой?.. Рухнула моя мечта свалить отсюда… Впереди было пусто, пустая пустыня…
С одной стороны, совсем неплохо жить чужой жизнью, не помня о том, что в своей доставало по-черному, но с другой — живя чужой жизнью, теряешь и то хорошее, что было в своей… В теперешней моей жизни господствовал полнейший хаос. Все в ней перемешалось: Эле, Нида, бабулькины деньги, Лаура и следователь, моя влюбленная мама, Гвидас и даже перекрашенные волосы…
Интересно, как мама на мои крашеные волосы отреагирует? Не думаю, что она придет в восторг, мама — за естественность во всем… Черт! Может, сходить в парикмахерскую и попросить, чтобы мне вернули прежний цвет? Знать бы, во сколько мне это обойдется… Я же теперь совсем не богачка.
Дверь мне открыла толстуха — докрасна раскаленная и похожая на вулкан за секунду до извержения.
— Булочки принесла?
— Ага… — я кротко заморгала.
— И молоко?
— Ага.
Она выхватила у меня из рук пакет с продуктами, потопала в кухню, я за ней, и там ее прорвало:
— Ты только послушай, что у нас случилось!
Я, понятно, с огромным интересом на нее уставилась.
— Можешь себе представить?! Эта девка вернула деньги!
— Да что вы! — я прямо обмерла.
— Ага… — кипела толстуха. — Я сначала тоже глазам своим не поверила!
Поскольку я «ровно ничего об этом не знала», то простодушно спросила:
— А как она… Сама деньги принесла?
— Еще чего! Придет она сюда! Понимает небось, что я как увижу ее — на куски разорву!
— Т-так как же тогда?..
Толстуха наклонилась ко мне и, глядя прямо в глаза, тихо проговорила по слогам:
— Ос-та-ви-ла в поч-то-вом я-щи-ке.
— В почтовом ящике! — я выразительно всплеснула руками и на мгновение почувствовала себя так, словно играю роль наивной блондинки в черно-белом фильме.