Дневник плохой девчонки
Шрифт:
Я взяла маленькую кастрюльку, подогрела молоко, налила в чашку, положила на блюдце булочку с джемом и отнесла полдник в спальню. Старушка дремала, но, услышав, что я вошла, открыла глаза и улыбнулась — может, обрадовалась, что снова меня увидела, а может, приснилось что-то хорошее.
— Вот… молоко принесла, — сказала я тихо, словно все еще боялась ее разбудить.
Она протерла глаза и уставилась на меня. Я уже говорила, что не люблю, когда на меня так пялятся.
— Поставить на столик?
— Нет, молоко давай сюда, пока не остыло.
Я подала ей чашку, а блюдце с булочкой поставила
Вдруг бабулька перестала лакать и прямо-таки впилась в меня глазами:
— Ты сказала, что живешь в общежитии?
— Ага… — я кивнула.
— А где твои родители? Не в Вильнюсе?
— Не-ет… — промямлила я. — У меня их вообще нет…
— Ох ты, вот оно что! — расстроилась старушка. — Бедная девочка… И давно ты осталась одна?
— Отец нас бросил, когда я родилась… А мама… погибла в аварии…
— Какой ужас! — покачала головой старушка, похоже, совершенно потрясенная.
Я забрала у нее пустую чашку и унесла на кухню. Когда вернулась в спальню, она лежала, откинувшись на подушки, и тоскливо глядела в потолок — наверное, ее взволновала моя история. Мне еще сильнее захотелось немедленно распрощаться.
— Больше ничего не надо? — смиренно поинтересовалась я.
Она поморгала и глянула на меня.
— Значит, ты совсем одна на свете? Ни братьев, ни сестер?
Я опустила голову.
— Совсем никого…
Старушка на время умолкла, потом тихо проговорила:
— Сколько тебе лет?
— Скоро шестнадцать.
— По тебе и не поймешь… Зачем ты вырядилась в старушечье платье? Тебе надо носить шорты и короткую майку — такую, чтобы пупка не прикрывала.
Я не выдержала и улыбнулась, а она с очень серьезным видом спросила:
— Пупок-то у тебя есть?
— Конечно, есть! — успокоила ее я.
— Ну и слава богу! — она вздохнула с облегчением. — А почему тогда не показываешь? Еще и сережку какую-нибудь вставила бы…
— Шорты мне не идут, ноги слишком тонкие.
— Ну уж! Слишком тонкие! Приподними юбку.
— Что, прямо сейчас? — удивилась я.
— А когда же? Задирай!
Я несмело приподняла подол.
— И чем тебя не устраивают твои ноги? — весело воскликнула бабулька. — Они как раз такие, какими должны быть. Радуйся, что их две, а не больше или меньше!
— Они слишком то-онкие… — протянула я.
— Тебе что, хочется ноги, как у Онуте? — хихикнула бабулька.
Вспомнив толстуху, я тоже хихикнула, а старушка все не унималась:
— Послушай, я тебе сейчас дам сто литов, купи себе нормальную одежду, а этих тряпок чтобы я больше на тебе не видела…
Честное слово, я слегка прибалдела… Вот это бабуленция! А может, она так шутит? А потом заплатит меньше…
— Не волнуйся, из твоей зарплаты я этих денег не вычту, — словно прочитав мои мысли, сказала бабулька. — Это будет мой тебе подарок.
— Спасибо… — прошептала я.
Ну она и странная… Дарит сотню, хотя видит меня всего-то второй раз! (Я имею в виду только те случаи, когда она меня действительно видела!) А если я смоюсь и больше не приду? Я открыла рот, намереваясь
— Закрой рот и не вздумай благодарить. Иди возьми себе сотню из моего большого кошелька. Прямо сейчас, а то потом я могу забыть…
Я, понятно, спорить не стала и двинулась было к комоду, но вдруг вспомнила, что мне неоткуда знать, где бабулька держит деньги, и остановилась, не дойдя до него. Мне стало жарко. Вот черт! Еще немного, и вляпалась бы по-крупному! Думай, Котрина! Думай! Ничего лучше не придумав, я покрутила головой, как человек, который ищет брошенный где-то кошелек, потом вопросительно глянула на старушку. Надеюсь, она ничего не заподозрила! Кажется, нет: развалившись на своих подушках, она смотрела на меня и улыбалась.
— A-а… Совсем забыла… Ты же у нас новенькая! Мне почему-то казалось, что всем на свете известно, где я храню деньги! — пробормотала она. — Открой верхний ящик вон того комода и возьми оттуда сотню.
Я так и сделала. Признаюсь, когда брала бумажку, рука у меня дрогнула.
— Ну и все, беги теперь, — старушка зевнула. — Нечего целый день здесь торчать с таким старьем, как я. Жду тебя завтра.
Я вышла на улицу. Черт, опять наврала… Никак не могу удержаться. А бабулька-то оказалась классная! Если бы я не боялась, что все каким-нибудь образом выплывет наружу, если бы каждую минуту не боялась проколоться — я согласилась бы за ней ухаживать до гробовой, как говорится, доски! У нее и правда доброе сердце… И с чувством юмора все в порядке… Признаюсь, эта поня Казимера начинала мне нравиться! И почему она не моя бабушка?
Очень хотелось кому-нибудь обо всем рассказать. Первым делом вспомнила про Лауру, прямо так и зачесалось ей позвонить, но, на свое счастье, я тут же сообразила, что большей глупости и придумать нельзя. Ну ничего, Лаура скоро и без меня узнает, что деньги нашлись, и опять сможет спать спокойно. Но от звонка я, честно говоря, удержалась с большим трудом…
По дороге завернула в одежный магазин и купила белые капри в обтяжку и с заниженным поясом, и короткую белую майку. Бабульке должно понравиться — пупок наружу, как она и велела!
Вернувшись к Эле, без всякой охоты сложила вещи в рюкзак. Был уже восьмой час, самое время двигаться к маме, но ни малейшего желания ехать туда я не испытывала, а потому тянула как могла: убрала кухню, полила садик, долго гуляла с Принцессой вдоль Вильняле… Чем позже я там окажусь, тем меньше надо будет с ними общаться…
Ко всему еще позвонила бабушка Валерия. Мне не о чем с ней говорить, и я не ответила. Чего им еще от меня надо?
До садовых участков добралась только к десяти. Пока шла через лесок, а потом через двор, в голову лезло что-то странное: мне казалось, будто я возвращаюсь не через несчастные десять дней, а после долгих лет разлуки… Представлялось, что маму я застану уже старухой, лежащей на смертном одре… Увидев меня в дверях, она потянется ко мне костлявыми руками и еле слышно взмолится: «Прости меня, доченька…» Я немного поломаюсь, а потом мы обнимемся и заплачем… Красиво… Состарившегося Гвидаса мне почему-то представить себе не удалось… Странно, но в эту картину он совершенно не вписывался…