Дневник помощника Президента СССР. 1991 год

Черняев Анатолий

Кстати, в «Культуре» (меня предупредил редактор Альберт Беляев) на 1,5 полосы опус: «Кто же такой Горбачев?» — психоаналитическое (по Фрейду) эссе о личности, о мотивах деятельности Горбачева. Написал медик-психотерапевт. Написано «красиво»… И я, который (в отличие от автора), знает Горбачева вблизи, согласен с ним на 90 %. Номер за 19 октября 1991 года .

Часам к трем, однако, узнаю, что М. С. уже засел с Яковлевым и Шахом за работу над текстом. Меня, значит, «не сочли»…

Да, забыл: в пятницу был у меня Бруно Малое. Тот самый — зам. зав., потом зав. международным отделом СЕПГ, мелькавший на экранах с Хонеккером в качестве переводчика. Теперь в свои 55 лет «доживает» в аппарате ПДС в Берлине. Жаловался, что не все прежние друзья, с которыми столько лет

укрепляли международное коммунистическое движение, захотели с ним видеться. Поговорили о жизни, о перестройке, о былом — знакомы-то лет 20 с лишним. О том, что делали, понимая абсурдность дела, тупиковость; о том, в частности, как Пономарев собирал пятерку соцстран на своем уровне и учил их, как давать отпор то итальянцам и французам с их «еврокоммунизмом», то — румынам (помню, в Польше, ночью под Варшавой в каком-то старом замке времен Мицкевича втайне от румынской делегации сидели — сговаривались!)… Бруно все понимает и не стал спорить, когда я «обосновывал» неизбежность того, что произошло… Как и естественность зарождения ревизионизма в таких звеньях, как международные отделы ЦК… Ибо мы-то знали мир и знали, что никто на нас не нападет, знали и то, что такое на самом деле МКД и что дело его дохлое… Недаром же и в СЕПГ и особенно в аппарате ЦК КПСС международников еще со времен Трапезникова считали ревизионистами и терпели только потому, что без них «технически» невозможно было поддерживать отношения с компартиями и держать их в своем «обозе».

Бруно говорит, что жильцы дома, где он живет, относятся по-человечески. Женю (она киевлянка у него) успокаивают: мол, ну, пожили с привилегиями, проживете и без них, мы же жили!! И это немцы. Но, наверное, и потому, что Бруно «хороший человек», не злоупотреблял своей близостью с Хонеккером и своим положением.

Поехать бы как-нибудь на недельку «в деревню» с Людой!! Как в кино!..

Был вчера такой разговор с Ревенко. Я ему накануне написал записку о своем «аппарате»: женщинах, консультантах, которые вот уже второй месяц сидят друг на друге в 14-метровой комнате, о Брутенце: что он не может быть моим замом и его надо куда-то определить — «по типу» Загладина.

Он мне по пунктам ответил. Но существенно для меня следующее: последний пункт был такой — «Как Черняева-то теперь называть?» То есть с учетом того, что Шаха сделали государственным советником, а я отказался, но обусловил, что не хочу оставаться на уровне Егорова или Ожерельева (Ревенко согласен: я, говорит, даже не знаю, чем они занимаются. Поручение М. С. дает только двоим: вам и Шаху… Я ему, т. е. Горбачеву: у вас 18 помощников и советников, а я, руководитель аппарата президента, не ведаю, что они делают!). Ревенко предложил: давайте назначим Черняева «специальным помощником по международным вопросам» и еще одного — помощником «специально по проблемам безопасности». М. С. отмолчался. Ну, вы, говорит Ревенко, лучше меня, наверное, понимаете, что означает такая его реакция. Я еще раз повторил свое предложение, но он перевел разговор на другую тему.

Какие выводы? А такие, что были мы, как любят говорить Яковлев и Шахназаров, — «в писарях» (а точнее, если по-старорусски, в дьяках). В этом качестве мы ему и нужны…

Это почти все. В кадровых делах он меня не признавал и не признает. А сколько можно было бы «предотвратить»! В подходе к политическим вопросам (даже — международным!) «прислушивается», и то не всегда и не полностью, а если и учитывает, то с опозданием. И при этом уверен, что как раз и правильно было «опоздать»: теперь-то, мол, вот в самый раз. Тут у него должностной принцип: назначил Шеварднадзе — значит, он самый умный в порученном деле; назначил Бессмертных — он стал самым умным в международных делах; назначил Панкина — он стал мгновенно умнейшим и самым компетентным…

(Кстати замечу: Панкин мне нравится решительностью и готовностью «брать на себя»… Например, взял и установил дипломатические отношения с Израилем, будучи в Иерусалиме, не после начала конференции в Мадриде, «как договаривались», а до!)

Может, мне попроситься послом в Израиль?! Хо-хо. Вот удивится-то М. С.!! Но это будет и «мягкий» вызов — ответ на его «уважительное» отношение.

Так вот: не считая вышеупомянутого, какой еще вывод? Пойти и прямо ему сказать, что пора

бы подумать ему и о моем достоинстве, в том числе и в смысле зарплаты — квартиру, например, хочу покупать, а у меня в «загашнике» всего 14 000 рублей. Что с ними сделаешь?.. Говорят, квадратный метр увеличился в цене втрое. Думаю, мол, и о пенсии. Пора. Мое время тоже прошло… Некоторые мои жанры уже не требуются и в дело не проходят. К тому же и кардиограмма от недели к неделе ухудшается. Готов подать заявление хоть сегодня. Интересна будет его реакция… Да какая там реакция, если даже самоубийства (Ахромеев, Кручина) не вызвали в нем особых переживаний. Он «занят», ему каждый день надо одерживать победы, хотя бы видимость побед. Это требует колоссальных усилий. Прав автор «психоанализа» в «Культуре».

21 октября

Вчера поехал на кладбище, куда Неля уехала к своей матери. Разминулись. Это — за Павшино, за Красногорском, по Пятницкому шоссе.

Оставил Николая Николаевича (шофер) у ворот, пошел по главной аллее: вперед — сколько глаз достает, направо налево — то же. Сотни тысяч могил, если уже не миллионы. Довольно ухоженные. И тысячи и тысячи людей, в том числе на автобусной остановке, где бабок подхватывают и кидают внутрь, а потом уминают молодые. Кто-то копает, кто-то что-то еще ковыряет, многие соорудили столики у могил и расположились выпивать и закусывать. Видимо, это способ («наш») примитивного общения с вечным. Может быть, жажда по ритуальности, которая у нас была превращена в парадность… Может быть, что-то фрейдистское. У меня мертвые во всех видах вызывают отвращение… или содрогание. Пусть меня накажет Бог или молва, но я ни разу не был на могиле матери. Однажды — и то, будучи затащенным туда Васькой Кремневым (мужем сестры), — побывал у ниши с урной отца в колумбарии. Мои размышления о «бессмертии» никогда не увязываются с мертвыми, с покойниками.

Вернулся на Севастопольский и у подъезда встретил Нелю с сумками. Она не огорчается такими недоразумениями и вызывает восхищение философским отношением к бытовщинке — очередям, сумкам и прочему. Обедали… Как всегда, я жаловался на то, что происходило со мной и вокруг меня на неделе: вот бы диктофон подставлять! Какой бы дневник был…

Николай Николаевич подвез Бианку к 16 часам, поехали было домой, но я вспомнил, что трижды обещал Карякину заехать и обманывал, а он — рядом, на улице (пока!) Ивана Бабушкина. Позвонили, явились. С Бианкой они (Юрка и Ирка) не виделись с 1967 года, со второй «их Праги». В новой квартире они три месяца: жилье интеллектуалов!.. Посидели часика три под хороший чай.

Спиртного не оказалось. Яростно обсуждали путч и людей в нем. У Ирки с Юркой есть подробности, которые стоило запомнить. Кстати, оказалось, М. С. по прибытии из Фороса ждали толпы у Белого дома с плакатами, транспарантами и пр. — до 4 утра, а он не явился. Но я не помню, чтоб в Форосе перед отъездом или в самолете Силаев или Руцкой сказали ему, что его ждут. Напротив, Руцкой очень беспокоился о его безопасности даже после прилета. В самолете все «допрашивал» — «куда вы поедете?» М. С. сказал: на дачу… «А небезопасно? Может, на московскую квартиру? Я там на всякий случай тайную охрану выставил!» Но М.С. ответил, что и на даче, наверное, теперь охрана есть… Семья устала, не будем разъезжаться по разным местам и т. п. А оказывается, его ждали, и неявка вызвала, говорят теперь, обиду и разочарование… даже у итальянцев, как свидетельствует Бианка: она тоже сидела ночью у телевизора, там у себя, в Ливорно.

Но потом была уже просто грубая ошибка, когда он на другой день не поехал на «митинг победы» на площади «Свободной России»… Занимался вместо этого сочинением указов о назначении… Моисеева, Шебарши-на, разных зам.министров на места проштрафившихся министров.

Впрочем, может, они так «договорились» с Ельциным, который не хотел ни с кем делить ни капли победной славы и подставил М. С. под растерзание своего парламента несколько часов спустя.

Карякин допускает, что так и было. Он предупредил о двух вещах: Горбачева люто, животно ненавидит окружение Ельцина во главе с Бурбулисом… На заседании Съезда народных депутатов РСФСР готовится акция (какая, он не знает) против М. С. КПСС, наверное, объявят преступной организацией.