Дневник разведчицы
Шрифт:
Ивченко просит у капитана Набатова группу бойцов, с тем чтобы обойти смолокурку и ударить с тыла по немецкой засаде. Он видит в этом единственный выход. Новый наш помкомроты Коростылев поддерживает намерения взводного и готов пойти вместе с Ивченко. Того же мнения и старший лейтенант Васильев. Но Набатов под влиянием Виноградова не соглашается на смелое предложение взводного и отдает по цепи приказ: занять оборону.
Мы окапываемся в глубоком снегу. Хруст снега, стук лопаток разносится в морозном воздухе. Наконец наступает тишина.
Капитан Набатов посылает неразлучных
— Почему не бьешь? — спрашивает меня Румянцев.
— Да у меня что-то с автоматом, — хитрю я, — видно, патроны в диске пошли на перекос…
— А ну давай я посмотрю! — Румянцев берет у меня диск, и я вижу, что он сам рад возможности не стрелять наугад, может в спину нашим разведчикам.
«Огонь!» — кричит Набатов. Немец дает плотный ответный огонь. Батраков с Зинченко в огневой зоне. Набатов и Виноградов, оставляя в беде двух своих бойцов, отходят с ротой, а наша группа с помкомротой и лейтенантом Ивченко прикрывает их отход.
Утром около смолокурки ребята нашли трупы Батракова и Зинченко. Они подорвали себя и группу немцев на противотанковых гранатах.
В роту прибыли представители особого отдела, следственные органы дивизии. Говорят, они выясняют обстоятельства трагической гибели Батракова и Зинченко.
Мы с Валентиной лежим в землянке, не смыкаем глаз. На душе скверно. Мы сами погубили своих товарищей. Ребята рассказывают, что Набатов и Виноградов всю вину взваливают на взводного Ивченко.
6-е марта.
Явилась Анна и сообщила, что политотдел и командование дивизии приглашают нас троих завтра на дивизионный вечер, посвященный женскому празднику. Честно говоря, нам не до праздника. Якова Ивченко отправили в штрафную роту, старшего лейтенанта Васильева — в 1350-й стрелковый полк. Рота лишилась лучших командиров взводов.
Анютка сначала думала остаться с нами из солидарности. Потом передумала. Отказаться от возможности потанцевать? Нет, она не в силах лишить себя такого удовольствия, даже ради своих боевых подруг.
Во взводе ребята ходят опустив глаза в пол. Нас переселили в деревню, в жилые дома. Мы опять все вместе.
Мы с Валентиной лежим на печи, а ребята за столом хмуро стучат костяшками домино.
7-е марта.
Анюта вернулась в роту вместе с секретарем-телефонисткой особого отдела дивизии Марусей-Магнит. Никто в дивизии не знает ее фамилии, зато всем известны ее давние позывные: «Я — Магнит!», «Я — Магнит!» Это накрепко пристало к Марусе. Магнит в белом полушубке и шапке, с мороза краснощекая. Под бурным натиском Магнита мы не можем устоять и уже через несколько минут едем к ней в гости.
Анна не зря в разведке. Она вчера узнала в штабе дивизии, что нас всех троих переводят в другие подразделения. Приказ из
8-е марта.
Сегодня последняя ночь нашей жизни в роте, которая стала нам родной. Завтра мы — Валя, Анюта и я — с утра отправляемся в отдел кадров дивизии.
Уношу с собой все самое лучшее, все самое светлое, что навсегда вошло в мою душу. Никогда не забуду боевых друзей, с которыми рядом шла в бой. Да разве можно забыть Ивана Докукина, моих родных подружек Валю Лаврову и Аню Тюканову! Неужели уйдут из моей памяти Васильев и Ивченко, два Михаила — Голубев и Круглов, Михаил Кукуев, Борисов, Чистяков, Журавлев, Дмитрий Ершов, Власов, Козырев, Гусев, Орлов, Федоров, Сотсков, Барышников! Самый старший разведчик Иван Афанасьевич Самохвалов и самый молодой разведчик роты Вася Талдыков.
Останутся в сердце моем Роман Перфильев, Юрий Романов, Саша Кузнецов, Ефим Рудкин, Сергей Соловьев, Дубровин, Зинин, Зинченко, Батраков, павшие смертью смелых.
Все они, дорогие люди, славные мои друзья и товарищи, навсегда со мной.
9-е марта.
Анютка исчезла незаметно. Мы с Валентиной шагаем вдвоем, как шагали когда-то в Ярославле по шпалам. Тогда мы почти бежали, несмотря на страшную жару, полные надежд и ожиданий. Кажется, много времени прошло с тех пор. А сейчас холодно, но мы идем, еле-еле переставляя ноги, и часто подаем себе команду: «Привал!» Мы понимаем: так надо, но с ротой расставаться жалко. И, прежде чем зайти в отдел кадров дивизии, направляемся «в разведку», в политотдел к майору Садыкову.
Майор стоит босиком и голенищем сапога раздувает самовар. Он зол. У него неприятность: без спроса ушел куда-то ординарец, и майору приходится самому заботиться о себе. А тут еще мы.
Майор отдувается в такт движению руки.
— Что вы тут ноете? Избаловали вас, разведчиков! Всем пайки как пайки, а разведчикам — усиленный! Всем ботинки с обмотками, а разведчикам — сапоги. И волосы не стригут — чубы отрастили… Аристократы! Зачем вы пришли? Жалко расставаться с легкой жизнью? Ах, вы легкого не ищете? Так идите в полк. Вы пришли узнать, куда вас определяют? Пожалуйста! Лаврову, как педагога-математика, в артполк наводчицей. Тюканову туда же санинструктором, а вас, Аверичева, в 1342-й стрелковый полк снайпером!
Самовар уже шумит, пыхтит. Майор доволен:
— Садитесь пить чай, девчата!
Нам не до чаю. Расстаемся с Валентиной у перекрестка дорог. Валюша недовольна:
— Артиллеристы сидят за десятки километров от обороны. Они же видят немцев только в стереотрубу!
— Скоро дивизия пойдет в наступление, и тогда будешь лупить фашистов прямой наводкой! — успокаиваю я Лаврову.
— Тебе хорошо говорить: у тебя есть возможность сбежать в полковую разведку или роту автоматчиков… Ну, прощай, Софья, давай хоть поцелуемся, дьяволица ты этакая!.. И Валентина обхватывает меня сильными руками.