Дневник самоходчика

Приклонский Электрон Евгеньевич

Едва машина вылезла на берег, чуть левей темного силуэта здания, которое оказалось каменным сараем, навстречу вынырнул из тумана солдат, посланный командиром батальона. Следуя за провожатым, въезжаем в улицу, ведущую от моста к центру поселка.

По сигналу солдата Нил останавливает машину, а я выпрыгиваю из люка и бегу к пехотному комбату получать задачу. Боец, бегущий впереди меня по улице, единственной в этом поселке, приостанавливается, и я натыкаюсь на него.

— Комбат там! — громко говорит солдат, показывая рукой вперед, и сворачивает куда-то направо между домов.

В тумане, перемешанном с дымом, замечаю трех человек. Это

и был комбат с двумя командирами рот. Они ожидали меня, стоя в пяти шагах от угла улицы, которая в этом месте делала поворот на девяносто градусов вправо.

Командир батальона, плотный, немолодой, похожий на профессора из-за своих очков в массивной роговой оправе на совсем невоинственном, близоруком лице, проорал мне в самое ухо, что улица эта выходит в поле, сворачивает там влево и тянется вдоль окраины прочь от реки. Место за Молочным Заводом открытое, и вышибленные ночью из поселка немцы закрепились метрах в пятистах ниже взорванного моста, на высоте, и держат весь населенный пункт под наблюдением и непрерывным обстрелом. Особенно старательно гвоздят по улице и по окраине, обращенной к полю.

— Словом, фриц ни вздохнуть, ни п… не дает. Солдаты уже прозвали данную высотку «Пулеметная», — закончил комбат ввод в обстановку. — И нужно срочно заткнуть ей глотку. Прошу, ребята, помочь, а то мы тут чуть не с полуночи «наступаем» на одном и том же месте.

Высовываться из-за угла он не разрешил: «Пулеметная» буквально захлебывалась и вдоль улицы густо неслись на разной высоте разноцветные трассы. Солдаты на противоположной стороне улицы укрывались за стенами построек, либо стояли в открытых дверях домов, либо пристраивались с оружием наготове у оконных проемов. Если же кто и передвигался, то прижимаясь спиной к стене и используя каждый угол и выступ.

Получив от комбата разрешение действовать, рысью возвращаюсь к своей машине, беззвучно пофыркивающей среди шума и грома боя, с удовольствием занимаю свое место и в двух словах разъясняю экипажу задачу: выйти по улице на прямую наводку и подавить огневые точки противника…

— Осколочным! Заряжай!

Орудие зарядили.

— Вперед!

Нил выводит ИСУ из-за угла, разворачивается, стараясь не газовать, на середине улицы и медленно подкрадывается поближе к окраине.

Высотка расплывчато темнеет в поле за поселком и кажется совсем близкой. На ее склонах, в нескольких местах, лихорадочно трепещут огоньки выстрелов. Пули забарабанили по броне.

— Огонь!

Вздрогнула машина, быстро дернулся назад, почти достав моторную перегородку, толстый казенник и плавно вернулся на свое место. На высоте полыхнуло пламя разрыва.

— Дистанция пятьсот. Осколочным — заряжай!

Медный звяк позади, под ногами заряжающего.

— Огонь!

После третьего нашего выстрела глухо рявкнуло за речкой, позади справа, орудие Положенцева. Поняли там, куда надо бить, увидя разрывы наших снарядов. Теперь всыплем!

Но торжествовать было рано. Не успели мы произвести очередной выстрел, как немцы, очевидно опасаясь атаки, обрушили на поселок бешеный огонь из минометов, в том числе и тяжелых; ударили слева таившиеся до сих пор пушки, остервенело продолжали надсаживаться пулеметы. Одновременно разрывалось по несколько снарядов и мин. Грохот стоял невообразимый. Знакомый пружинящий свист болванок вонзался в тяжкое кряканье мин, то и дело лопавшихся между домов и хозяйственных построек. Иногда мина, проломив крышу, взрывалась внутри здания. Там и здесь вспыхнули пожары.

Продолжая

вести огонь, попятились мы за спасительный поворот улицы, но и тут было ничуть не слаще. Вскоре обрушился и загорелся дом рядом с нами, и машину пришлось отвести к речке. Поставили мы ее несколько выше моста, развернув лбом к противнику, то есть все к той же высотке, а левым бортом почти прижались к кирпичному домику. За правый борт опасаться пока нечего: за речкой есть еще одна наша машина.

Сквозь поредевший под лучами встающего солнца туман долго высматриваю на том берегу самоходку Положенцева, но тщетно: ни перед мостом, ни повыше, на дороге, ее не видно. Неужели ушел? Сам или отогнан артогнем? По голову ломать над этим некогда. Как бы то ни было, мы брошены на произвол судьбы одни. Точнее, не совсем одни, а с теми, кто еще уцелел из стрелкового батальона и отбивается через силу от наседающих фрицев.

Вот замелькали уже впереди нас и позади, перебегая от дома к дому, одинокие фигуры солдат, вскидывая то и дело оружие и стреляя. В кого именно — мы пока не видим. Чуть позади нашей кормы из калитки, сорванной с петель, два человека вытаскивают раненого. Он бессильно волочит ноги по траве. Посадив наконец товарища на замок из рук и пригнувшись, пехотинцы бегом преодолевают расстояние от калитки до берега. Смяв прибрежную осоку и камыш, они плюхаются в воду и, барахтаясь и отплевываясь, буксируют раненого к своему берегу.

Проводив их взглядом, решаю посоветоваться с Нилом, как нам быть дальше. Опускаюсь из люка на днище и заглядываю под пушку: мой механик наблюдает через свой открытый лючок за прибрежной неширокой полосой и нервно курит. Голова его окутана целым облаком махорочного дыма. Выслушав мои опасения, Нил отрицательно качает головой:

— Нет, я считаю, уходить на свой берег рановато. Пока отходят только раненые.

— Но мы же отсюда ничего не видим, кроме первой линии домов да речки, и поддерживаем пехоту лишь своим присутствием — не больше.

Тут Вася Шиян, доверительно коснувшись моего левого локтя, негромко говорит сзади:

— Товарищ техник-лейтенант, у Нила Тимофеевича, да и у всего нашего экипажа, есть железное гвардейское правило: с занятого рубежа — ни шагу назад!

Правило отличное — слов нет. Мне становится как-то неловко. Пожав плечами, снова высовываюсь из люка: надо продолжать наблюдение, особенно за дорогой, которая упирается во взорванный мост. Орудие у нас заряжено: не успели выстрелить последний раз. Проходит несколько тревожных минут. Верчу головой: уже не одиночки, а группки солдат по два-три человека, большей частью раненые, торопливо перебегают открытое пространство между домиками и речкой, с разбегу бросаются в воду, быстро переправляются полувброд-полувплавь и, качнув кустами, затаиваются на своем берегу.

Сидим как в мышеловке. Стрельба снова усилилась, перемещается все ближе к нам. И вдруг из улицы и прямо через изгороди между домиками высыпалась редкая цепочка бойцов. Один из солдат, рослый, дюжий, неся на закорках человека с забинтованной головой, тяжелой рысцой, вперевалку приближается к нашей машине. Позади, немного поотстав, два автоматчика, медленно пятясь спиной к берегу, бьют длинными очередями куда-то между домов. Высокий, подбежав к лобовой броне, навалился на нее грудью, тяжело дыша, а раненый приподнял с его правого плеча голову в наспех накрученных бинтах, сползших на роговые очки, в которых уцелело одно стеклышко, и, кривясь от боли, прохрипел Нилу в люк: