Дневник снов Симона
Шрифт:
– Не думал, что она тебя из дома выгонит, – произнес я, когда мы шли рядом с рельсами.
– Я тоже не думал, но теперь тебе придется меня потерпеть пару дней, – сказал Серафим, глядя куда-то вниз.
Послышался стук колес, и через считанные секунды мимо нас проехал трамвай, вагон которого привлек его внимание.
– Мне кажется, ты слишком долго сидел дома, – сказал я, наблюдая за его реакцией.
– Возможно, – не стал спорить Серафим.
Мы погуляли немного по парку, потом купили немного еды и отправились в мою комнату.
– Заходи, – сказал
– И ты здесь живешь? – удивился Серафим, изучая обстановку.
– Я вообще-то надеялся немного посидеть в интернете, чтобы разобраться с кое-какими вопросами, касающимися моего наследства.
– Так ты из-за этого спрашивал?
– Но экзамены же у меня закончились. Я хотел бы решить эту проблему до того, как начнутся занятия.
– Понятно, – произнес Серафим и подошел к окну. – Какой вид.
– Да, вид неплохой, лучше чем вся эта обстановка, – согласился я.
Серафим снял рюкзак, открыл его и достал альбом.
– А я думал, ты взял с собой палатку, – продолжил я, заметив то, что внутри было много художественных принадлежностей.
– Флора ее изрезала.
– Ты снова похудел?
– Да, немного, – ответил Серафим, листая альбом.
– И она этого не вынесла, – добавил я.
– И еще того, что я заказал пиццу в тот же день, когда мы взвесились, – сказал Серафим, роясь в рюкзаке.
– Ты же кроме карандашей что-нибудь взял?
– Конечно, не беспокойся.
– Звучит как-то неубедительно, – сказал я и начал разбираться с тем, что было в пакете.
Впервые полки старого холодильники были почти полностью заняты едой, а странный запах внутри перестал чувствоваться.
– Я в душ, – предупредил я Серафима и заперся в ванной.
– Угу, – прозвучало в ответ.
Когда я вышел из ванной, он также сидел у окна, рисуя что-то в альбоме. Я подошел к нему незаметно, чтобы посмотреть на то, что было на листе неравномерного светло-коричневого оттенка, и был весьма удивлен тому, что увидел.
– Депо? – тихо произнес я.
– Депо, – повторил Серафим, уставившись на здание за окном.
Почему он решил изобразить именно это, я спрашивать не стал, продолжая рассматривать рельсы и крышу. С такого ракурса я видел депо почти каждый день, но на бумаге оно выглядело иначе. Оно, конечно, было похоже, не упрощено, не искажено, Серафим набивал руку, перенося его изображение в максимальной точности. И я снова посмотрел в окно, чтобы убедиться в этом.
На горизонте краснел закат, рельсы из-за этого казались оранжевыми, белые стены здания тоже приобретали этот теплый оттенок. Не знаю, зачем я продолжал смотреть на все это, но внезапно шуршание карандаша стихло, и я краем глаза заметил, как Серафим закрыл альбом.
– Ты неисправим, – сказал ему я и подошел к холодильнику.
– Сестра мне это тоже говорит, только совсем другим тоном.
– Она, когда тебя из дома выгоняла, случайно, не сказала это в очередной раз?
– Она тогда много чего сказала, – продолжил Серафим.
– Кстати, у меня есть пиво, и я еще толком не отметил сдачу экзаменов.
– Умеешь
– Только предупреждаю, сильно шуметь здесь нельзя.
Если честно, по правилам общежития мне вообще нельзя было приводить кого-либо, но Серафим сидел в моей комнате и пил со мной пиво. И за вечер мы выпили все, что я купил, и легли спать. Серафим расстелил матрас между кроватью и шкафом и устроился на нем, мне пришлось одолжить ему подушку, поэтому под моей головой лежало два свернутых полотенца. От них пахло мылом и еще чем-то странным, я уснул, так и не вспомнив, что это был за запах.
– Дед, – произнес я, оказавшись на кухне.
– Я на втором этаже, – послышалось сверху.
Голос деда доносился из его комнаты, там я его и обнаружил мертвым. Я поднялся наверх и оказался в спальне, которая была просторнее моих апартаментов в общежитии. Дед сидел за столом, который стоял у окна, за которым светили звезды.
– Привет, – сказал я и подошел ближе.
– Привет, – сказал дед, листая одну из своих любимых книг.
– А у меня сейчас ночует Серафим, – продолжил я, присаживаясь на кровать, которая стояла напротив шкафа.
– Сестра его все-таки выгнала?
– Да, и кажется, теперь мне придется договариваться с ней, чтобы пару часов посидеть за компьютером.
– Ну, ты же ей простыни краской не пачкал, – в шутку произнес дед.
– Если честно, я до сих пор не могу вспомнить, что мы тогда делали, – признался я, уставившись на книги, которыми были заставлены все полки в шкафу.
Правда, были там не только они, среди корешков можно было встретить также старые альбомы с плотными картонными страницами. Стояли они в основном в самом верху вместе со словарями и энциклопедиями, я много раз смотрел на фотографии, которые были в них. На них была вся моя семья.
– О чем задумался? – спросил дед.
– Ни о чем, просто вспомнил кое-что, – ответил я, поднимаясь с кровати.
– Подробности веселья в квартире Серафима?
– Нет, то, как отец мне показывал фотографии.
– Ты же говорил, что почти не помнишь родителей?
– Да, не помню, но немного помню, как мы проводили вместе время, – ответил я, потянувшись к одному из альбомов. – В моей памяти они словно люди во снах, которые размыты пеленой.
Я взял один из альбомов и снова разместился на кровати, чтобы посмотреть на фотографии, которые были сделаны еще до моего рождения. На них были мои родители и прародители, дед на них был немного старше меня, и наше сходство было заметно не вооруженным взглядом.
Его волосы тоже были немного волнистыми, и особенно это было заметно, когда они прилично отрастали. Я просмотрел еще несколько страниц, и среди родственников заметил несколько незнакомых лиц, но больше всего мое внимание привлек мужчина с черными кудрявыми волосами и круглыми детскими глазами. Он мне показался знакомым, я хотел спросить о нем у деда, но внезапно заметил три нити в своей ладони.
– У меня целых три сна, – сообщил я деду, уставившись на нити.