Дневник снов Симона
Шрифт:
– Тебе просто надо чаще выходить из дома, – сказала Флора.
– Ну, я же не пейзажи рисую, – возразил Серафим.
– Пейзажи хотя бы не выносят мозг как твои картины.
– Просто над смыслом того, что я рисую, надо думать, – немного раздраженно произнес Серафим.
– И какой же смысл у планеты на тарелке? – спросила у него Флора.
– В том, что люди воспринимают мир неправильно.
– Что? – Флора явно не ожидала такого ответа.
– А я думал, что посыл больше в том, что скоро человечество сможет спокойно
– Не думаю, что у человечества появится право на такие экскурсии, – сказал Серафим.
– Вообще-то, если большая часть человечество одобрит введение подобного закона, такое будет возможно, – сказала Флора.
– Хочешь сказать, люди могут просто проголосовать за такое? – продолжил Серафим.
– Вообще-то, да, – произнес я.
– А ты откуда это знаешь?
– Ну, меры же не сами себя выбирают? – сказал я.
– Кстати, зачем психологу политология? – спросила у меня Флора.
– Сам не знаю, она просто есть в программе.
– А у меня была психология менеджмента, – вспомнила Флора.
– На кого ты отучилась? – спросил я.
– На экономиста, правда, так вышло, что работаю помощником адвоката.
– Серьезно? – удивился Серафим. – А тут кое-кому как раз нужна юридическая помощь.
– Серьезно? Ты не знал, кем работает твоя сестра? – произнес я.
– Ну, я знал, что она работает в офисе.
– Да, ну ты и идиот, – сказала Флора брату.
– Ну, я просто не лез в твою жизнь, – сказал Серафим.
– Хорошо так не лез, – добавил я.
– А мой брат случайно не псих? Или тебя еще не научили распознавать подобные отклонения?
– Я сам был удивлен, но абсолютно нормальных людей вообще не бывает.
– Интересно, – сказал Серафим и обратился к сестре. – Так ты можешь быть еще больнее меня.
– Значит, сам признаешь, что с тобой что-то не так, – продолжила Флора.
– Ну, ты же слышала, что нормальных вообще нет?
– Да, жаль, что я тебя не могу променять на него, – сказала Флора, кивнув в мою сторону. – Психолог нашей семье не помешал бы.
– Только этика не позволяет лечить своих родственников, – добавил я.
– Правда? С адвокатами и врачами также, хотя ты уже немного врач, – продолжила Флора.
– Мне еще четыре года до врача.
– Долго же, – сказал Серафим.
– Ну, это тебе не институт искусств, – сказала Флора и вздохнула. – Знаешь, Симон, думаю, я смогу тебе немного помочь.
Даже не знаю, чему я был удивлен больше. Тому, что Флора знала, как меня зовут, или тому, что сама предложила мне помощь. Пару секунд после ее слов я не знал, что сказать, до меня словно еще и не дошел смысл того, что было сказано. Но из того, как продолжился наш разговор, я понял, что дом должен был перейти моей бабушке, которая умерла раньше деда. И, возможно, суд это не учел, так как я не предоставил свидетельство
Из кафе я отправился на остановку, а они – домой. Уже темнело, и ехал я обратно, наслаждаясь закатом. Мне хотелось поскорее уснуть, чтобы сообщить деду о том, что произошло, но я был так рад, что не мог даже закрыть глаза.
– Нужен только один документ, – в очередной раз подумал я.
Вот только я не знал, где был тот документ, и как только я задумался над этим, стал переживать. Много подобных бумаг хранилось дома, куда я не мог заходить, и где именно они лежали, мне тоже было неизвестно. Надо было спросить у деда, надо было как-то уснуть, чтобы это сделать, и я выпил оставшуюся в холодильнике банку пива.
Алкоголь меня немного расслабил, но заснуть получилось только за полночь. И когда я оказался на кухне, сразу понял, что что-то было не так. Все вокруг было словно в пыли, словно уже давно никто не убирался в доме. Я обернулся и посмотрел в окно, за которым ничего не было видно, но больше меня заставил нервничать тот факт, что все растения в горшках засохли.
– Дед! – закричал я. – Что происходит?
– Я не знаю, но это началось со вчерашнего дня, – ответил дед, войдя на кухню. – Ты же ничего не трогал в том сне?
– Нет, точно ничего, только смотрел.
– Тогда я не знаю, как еще можно это объяснить.
– Тот сон принадлежал Серафиму, и он в нем рисовал, – продолжил я.
– Твой друг даже во сне рисует, – недовольно произнес дед, открыв один из верхних шкафчиков.
Я тоже взглянул на полки, где должны были стоять вазочки со сладостями. Вазочки там и стояли, только в них почти ничего не было, да и то, что в них осталось было больше похоже на обертки от конфет, подгоревшее печенье, а кексы, которые лежали без упаковки, приобрели зеленую окраску с черными плесневыми пятнами.
– Ничего не понимаю, я же точно ничего не трогал. Я только следовал за ним и наблюдал, – сказал я.
– Может, ты просто этого не помнишь? – предположил дед.
– Нет, такой сон сложно забыть, он был очень ярким, – продолжил я и задумался.
– Все-таки вспомнил что-то? – спросил дед.
– Да, но я ничего не трогал, странное было в другом.
– И в чем же? – спросил дед и озадаченно уставился на меня.
– Он нарисовал парня, которого я видел. Того, о котором я тебе рассказывал.
– Как это произошло?
– Почти в самом конце сна он оказался с мольбертом на берегу, солнце садилось. Я думал, он будет рисовать закат, но он нарисовал портрет. И утром он снова нарисовал его, сказал, что видел во сне, как нарисовал его, и решил нарисовать в альбоме.
– Бред какой-то, – произнес дед, нахмурив брови.
– Я думал, что он просто тоже его мог видеть, – предположил я.
– Это, конечно, логично, но тогда бы с твоим сном ничего бы не случилось.
– Знаю, но что теперь делать?