Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг.
Шрифт:
Сквозь сон я слышал, что принялись играть в карты, метали банк, голоса делались все более и более хриплыми, то и дело выкликивали заспанных денщиков, чтобы принести еще водки или вина. Кутеж, попойка и карточная игра длились всю ночь, а музыка не умолкала. Под утро только стали укладываться спать. Мой сосед ругал и бил своего денщика за то, что постель была разложена не по вкусу, многих рвало. Я был рад, что светало, и поспешил встать и уйти подальше от этого безобразия.
Эдлунд присутствовал при всем, что происходило; он рассказывал мне, что один офицер запустил в другого стаканом, что молодой подпоручик проиграл 700 рублей и, конечно, не мог выплатить эти деньги из жалованья. Мне было невыразимо стыдно, что иностранец был свидетелем недостойного поведения наших офицеров. Еще печальнее то, что такие примеры
10 мая. По дороге мы осматривали позицию батареи у Ляндегоу. Она была замаскирована в лесу за гребнем высокого хребта, выдвинувшегося поперек долины, и обстреливала все подступы к дороге на Ляоян.
Крутой спуск вел нас к реке, затем мы шли по долине между горами, поросшими лесами и цветущими кустарниками. В одном месте скалы были похожи на зубчатые стены феодальных крепостей, над ними поднимались правильной формы утесы, как башни рыцарских бургов [34] в прирейнской провинции. На вершинах соснового леса сотни аистов свили себе гнезда; они выделялись белыми пятнами на темно-зеленом покрове леса. По берегу реки мерно шагали журавли и обыкновенные цапли, были также и белые цапли, каких я не видал в Европе. Они подпускали нас на близкий ружейный выстрел и слетали, тяжело взмахивая крыльями, чтобы сесть снова немного далее; здесь, видно, никто их не тревожил; у нас это очень чуткая птица, и подойти к ней на выстрел в открытом месте невозможно.
34
Нем. Burg – замок, крепость.
В два часа мы подошли к третьему этапу у деревни Фанзяпуцзы. Здесь горная речка делала крутой изгиб вокруг скалистого утеса, обросшего вьющимися растениями и цветущими кустарниками, между которыми свешивались густые кисти лиловой и белой сирени и далеко несся запах садового жасмина. Это было очаровательное местечко, и мы с наслаждением провели день в обществе любезного коменданта поручика Маевского, скромного и деловитого. Он нам уступил, по требованию, фураж, мясо, кур и хлеба.
Нам сказали в Аньпине, что, хотя китайцы не берутся везти клади далее Фанзяпуцзы, но их можно было заставить идти куда угодно, лишь бы платить в день по пяти рублей. Я предлагал десять рублей, но они и на эту плату не соглашались. На наше счастье, отсюда шел в Саймацзы наполовину порожний транспорт, и начальник его любезно предложил взять наши вещи на свободные двуколки.
11 мая. Мы встали рано, отдохнувши отлично после двух недоспанных ночей. Было сыро, начинал накрапывать дождь, но потом прояснело. Мы выступили одновременно с транспортом, чтобы не подвергаться выстрелам хунхузов, которых здесь много; они нападали преимущественно на одиночных солдат и казаков, но не щадили также и своих, отнимая у них последние пожитки; доставалось же в особенности богатым поселянам и купцам.
Долина суживалась, поднимаясь к верховьям реки, заваленной крупными камнями, течение делалось все быстрее и образовало местами водопады. Деревни и отдельные фанзы были пусты, жители ушли в горы, унося свои запасы и угоняя скот. Проходящие войска были вынуждены посылать фуражиров на поиски за продовольствием и фуражом, причем было велено за все расплачиваться по соглашению, что, однако, редко исполнялось. Во избежание злоупотреблений было приказано посылать фуражиров всегда при офицерах, но это иногда было трудно исполнить за недостатком офицеров. Было бы желательным убедить жителей возвратиться в свои деревни, но фуражировки их озлобляли против нас, потому что они сопровождались насилием, неизбежным при розыске попрятанных жителями продуктов, кроме того, расчеты с ними даже офицерами делались произвольно, часто ниже стоимости взятого, а между тем справочные цены были так высоки, что было возможно удовлетворить самых алчных хозяев продавцов и оставалась бы большая экономия в частях.
В одиннадцать часов утра мы подошли к четвертому этапу у подножия Фыншуйлина;
Успели уже закусить и отдохнуть, был третий час, пора бы идти вперед, но начальник транспорта тянул водку рюмку за рюмкой и не двигался с места. В это время подъехал к этапу казак и доложил, что с той стороны перевала поднималась батарея. Начальник транспорта хотел обождать здесь, пока батарея не перевалит через гору, я на это не согласился и потребовал, чтобы транспорт выступил немедленно, а сам проехал рысью навстречу батарее для выбора места, где мы могли бы разойтись с нею. Когда я въехал на вершину перевала, первое орудие уже было там.
На разложенных бурках лежали и сидели командир и офицеры 4-й Забайкальской казачьей батареи и несколько офицеров 23-го стрелкового полка, батальон которого занимал позицию на перевале. Я просил командира батареи не спускать орудий, пока не поднимется транспорт до вершины, где было достаточно места, чтобы свободно разойтись.
Останавливаясь у каждого поворота вьющейся крутой дороги, наш обоз двигался очень медленно; хотя лошади были крепкие и сытые, они едва вытягивали полу-порожние двуколки; можно себе представить, какого труда стоило поднимать орудия по восточному склону, еще более крутому и где дорога не была вполне разработана.
Батарея начала подниматься в одиннадцать часов утра. Шесть орудий, один запасный лафет и порожние зарядные ящики добрались до перевала только к шести часам пополудни, а снаряды, вынутые из зарядных ящиков, несли на лотках три роты стрелкового полка.
Артиллеристы нам рассказывали, что, будучи в отряде полковника Волкова, им было предложено подполковником Генерального штаба П…м зарыть свои орудия, чтобы они не достались неприятелю. Не видя японцев и не имея подтверждения, что они близко, командир батареи воздержался от исполнения этого приказания. На другой день выяснилось, что опасность миновала: присутствие неприятеля нигде не было обнаружено.
Перевал Фыншуйлин на 820 метров выше уровня моря, растительность имела альпийский характер: цвели крупные, розовые рододендроны с темно-бурыми крапинками и белые гелеборы. Перед вечером вершину окутало облако, было сыро – и сразу все скрылось от глаз. Не дожидаясь транспорта и наших лошадей, задержанных батареей, я спустился к фанзе у восточного подножия Фыншуйлина, где была расположена охотничья команда [35] 23-го полка. Начальник команды, гостеприимный, как все русские офицеры, предложил нам ночевать у себя, накормил нас и лошадей.
35
Охотничьи команды – подразделения в русской армии для выполнения отдельных поручений, соединенных с особой опасностью и требующих личной находчивости. Формировались из добровольцев (охотников).
12 мая. Вчера был похоронен здесь казак, убитый хунхузами на Палилинском перевале, в пяти верстах от Фыншуйлина и в одной версте от казачьей заставы. Это произошло третьего дня: два казака летучей почты подъезжали к перевалу, когда из кустов на близком расстоянии они были встречены залпом; один из них вместе с лошадью свалился, другой ускакал назад. Когда он вернулся с разъездом от заставы, первый казак был найден мертвым, у него была одна пулевая рана в груди, глубокий порез на шее и отрублено ухо.
Поручик Л., начальник транспорта, объявил нам, что он не может доставить наши вещи до Саймацзы, так как ему было предписано сдать транспорт в неизвестной ему деревне по дороге из Гоньгауцзы в Сяосырь. Это было для нас неприятным сюрпризом. Гоньгауцзы нам были по пути, в двадцати пяти или тридцати верстах от Саймацзы, но дорога к Сяосырю сворачивала в сторону, и приходилось оставить свои вещи в Гоньгауцзах до оказии.
Из этого затруднительного положения нас выручило незнакомство поручика Л. с картою: вместо того, чтобы идти на север, к Палилинскому перевалу, он направил транспорт на юг, по долине Цаохэ. Я заметил ему, что мы шли не туда, но он был твердо уверен, что не ошибался. Этим путем мы могли попасть в Гоньгауцзы не иначе как через Саймацзы, сделав лишних тридцать или более верст.