Дневник Жеребцовой Полины
Шрифт:
У меня в кармане оказалось два малюсеньких кусочка сахара. Черных от копоти и похожих на угольки. Я давно их хранила. Хотела съесть перед смертью, думая, что она все равно неизбежно настигнет меня, но забыла. Сунула руку в карман — а они там.
Предложила людям, но все отказались. Только бабка Стася взяла. И, подавившись ими, закашлялась.
Утром все отправились искать другой дом, целый, и чтоб в нем было на чем спать.
Мы не ели. Ни вчера, ни сегодня.
Зато
Наши лица, наверное, осветились счастьем, и все перестали ворчать.
Быстро разбились на маленькие группы и отправились искать клеенку, чтобы закрыть ею оконные рамы. Так будет теплее.
Наша охота была удачной. Мы принесли инструменты — гвозди и молоток!
Решили не разделяться! Держаться всем вместе!
Мы заняли крайнюю комнату со старым зеленым диваном. Оказалось — нас в комнатке шестеро: я с мамой, бабушка Нина с больным внуком, старенькая Стася и бабушка Мария из частного дома, сгоревшего на углу.
Для Нины с внуком Юрочкой я и мама откопали из-под снега железную ржавую сетку от кровати. Еще мы придумали для сетки подпорки — кирпичи.
Кто-то нашел мужские ботинки и переобул бабушку Нину, мокрые ноги которой сильно распухли. Старой Стасе притащили кровать, как в больнице, с высокими спинками.
Нам единогласно уступили зеленый диван, и мы с мамой удобно разместились на нем «валетом». Правая нога очень болит. У меня температура.
Повезло, что в разбитом шкафу, за стеклами нашлись лекарства — «аспирин» и «валидол».
Еды мы не нашли. К вечеру мне всегда хуже. Вообще, я хожу нормально, но вдруг появляется резкая, страшная боль, я падаю на снег и кричу.
22 января 2000
Аза с Линой принесли из соседних домов теплые одеяла и спали спокойно.
Моя мама постеснялась ходить по чужим домам. И мы мучились, мерзли.
Я заплакала утром, не выдержав голода, и сказала маме:
– Да с них пример брать надо! Люди ориентируются в обстановке, а мы!
Она сказала:
– Да ладно, - и безвольно махнула рукой.
Какие-то русские солдаты пожалели нас, дали две банки своей пайковой «тушенки».
Сказали:
— Все, что вам нужно, ищите сами. Закрытых дверей в Грозном вроде нет!
Пошли искать, но ничего не нашли, кроме муки. К трем часам дня сварили суп с «галушками», наконец поели!
К вечеру кто-то обнаружил немного риса, кто-то стакан макарон. Ура! Будет макаронно-рисовый суп.
Наш дом, вероятно, уже сгорел, и паспорт мамы тоже.
Вовка
Вовкина жена тетя Оля постоянно хихикает и шепчется с солдатами. Говорит, что старается ради еды. Командует всеми, кричит, а сама таскает в свою комнату чужой хрусталь и ковры. Наши комнаты разделяет кухня.
Во второй комнате поселились четверо: Оля с мужем, Аза и Лина.
Куда-то потерялся сосед Николай со своей парализованной мамой?
Когда нас выгнали на «зачистку», мы видели, как военные вытаскивали мать Николая, а он все твердил, что ее нельзя трогать.
У меня болят пальцы рук — большой и указательный. Вчера, когда несли сетку от кровати для бабушки Нины, пальцы «приклеились» к мерзлому железу.
Варежек нет, я забыла их дома на холодильнике.
Сегодня мама нашла мешок, а в нем примерно ведро-полтора темной муки! Он лежал в яме на углу улицы. Мама взялась нести мешок, а какая-то чеченка громко заорала:
— Мое! Отдай! Он лежал возле моего дома. Я старая! Я не ела три дня!
Маме стало стыдно и жаль бабку. Она отдала ей муку.
Как орал на маму пьяный Вовка!!!
— Я вас кормить не буду! Кто ничего не принесет — еды не получит!
Мы молчали. Знали — виноваты.
Продолжаю
Пока искала дрова, сочинила стихи:
На снег, в Крещенье, 19-го,
«Из дома — вон! Не запирать!
С собою вещи — не вытаскивать!
И ног не смейте обувать.
Идите — вон! Вперед! Без паспорта!
Он вам не нужен! Вон! На снег!»
Мы смотрим — перед нами в маске
Военный русский человек.
Полина.
23 января 2000
Вовка пьян с вечера до утра и с утра тоже.
Нина и ее сумасшедший внук колют и пилят дрова. Носят их в дом, делают запас на случай обстрела. Мы с мамой переделали окно. Еще раз затянули его клеенкой, ведь зима, январь, а мы, считай, на улице. Потом помогали бабушкам, носили дрова.
Уже полдень.
Сегодня Вовка притащил и поставил в кухне железную печь. Вывел трубу в окно. Печь большая. Надеюсь, что перестанут мерзнуть мои ободранные пальцы и ноги.
Я хожу в старом, длинном черном пальто. Оно мамино. Я в нем спала, когда нас вывели из дома. Под ним еще две кофты и дырявая куртка.