Дневник
Шрифт:
Понедельник, Духов день
Я с головой ушла в «Короля Хорна», как вдруг меня позвал папа: «Звонит Моравецки». Я витала так далеко, что это не произвело на меня никакого впечатления, или я уже все для себя решила окончательно? Он хотел узнать, открыта ли библиотека, — нашел предлог! А потом повисла такая неловкая пауза, что мне пришлось ее прервать, и я пожаловалась на англосаксонский. И пригласила его на седьмое. Странное дело — до чего я осталась спокойной.
Суббота, 30 мая
Сегодня утром первый раз с тех пор, как я засела за работу, никак не могла ее начать. Была почти уверена, что утром получу открытку, мне это и ночью приснилось — приснилось, что я получила сразу два письма, в одном почему-то рассуждения о Блейке, а другое прочитать не получалось. Так уверена, что даже
Однако ничего так и не пришло. Чтобы забыть о разочаровании, погрузилась в работу.
Воскресенье, 31 мая
Осталась в городе одна, чтобы поработать. Интересно, что в этом году я почти не волнуюсь за свою работу.
Обедала у бабушки, там опять был Декур. Ужаснулась тому, что Клодина говорила о вчерашнем дне. Она восхищается Катрин Вьено и т. д. Жан, к счастью, прямо противоположного мнения. Пришла домой в три часа и до семи штудировала англосаксонскую грамматику.
Подумала было — вот-вот взбешусь от собственного невежества. Ложная тревога: меня ничто не может вывести из равновесия. Ухожу в работу, как в убежище.
Понедельник, 1 июня
Утром перечитала «Старый Риволи» [50] . Мама зашла рассказать мне новость о желтых звездах [51] , а я не стала слушать, сказала: «Потом поговорим». Но понимала, что at the back of ту mind [52] затаилось что-то неприятное.
50
Непонятно, что имеет в виду Элен Берр.
51
29 мая 1942 г. вышел восьмой антиеврейский приказ нацистских властей, обязывающий всех евреев старше шести лет носить в общественных местах желтую звезду. «Еврейская звезда — шестиконечная, размером в ладонь, с черным контуром. Она должна быть сделана из желтой ткани и иметь надпись черными буквами: „еврей“. Носить ее следует слева на груди, она должна быть на виду и прочно пришита к одежде».
52
В глубине сознания (англ.).
Пришла из Сорбонны совершенно одуревшая. Я пыталась совместить работу библиотекаря и свою собственную. В результате свои обязанности я выполняла кое-как и вообще плохо соображала. Часа в три зашел Ж. М., потом Николь с Жан-Полем — у них не было лекции Понса. Я пребывала в glorious muddle [53] .
Дома нашла написанную карандашом открытку от Жерара — ничего существенного и даже без особого тепла. Но это меня не расстроило.
53
В жутком замешательстве (англ.).
Четверг, 4 июня
Голова идет кругом.
У меня было wild morning [54] . Родители с Денизой уехали в шесть часов в Обер. Я попросилась остаться, чтобы посмотреть, — как друзья сдают экзамены.
Началось с того, что я тоже проснулась в шесть от света и жары.
Позавтракала одна, в девять вышла из дому и зашагала, свободная как ветер, наслаждаясь ясным и еще прохладным утром. Первым делом отправилась на почту послать Спаркенброку его книгу и вспомнила о прошлом годе — как же это было давно. Я ни о чем не жалею, но думаю об этом с легкой тоской.
54
Сумасшедшее утро (англ.).
Села в метро, доехала до «Одеона». В институте уже начались экзамены. Я вдруг почувствовала, как состарилась за один
Виви очень славная, добрая, для меня она — воплощение институтского духа. Мы вместе поднялись в аудиторию, потом опять спустились — посмотреть, как другие сдают, я разговорилась с одной знакомой, и тут появился Ж. М. Конечно, он остановился, и мы целый час разговаривали на лестнице. Потом я пошла с ним к Дидье и в книжный магазин на улице Суффло; он там извел продавцов, я, кажется, тоже.
Потом я вернулась в институт, посмотрела, проведала Виви Лафон, поболтала с Жаном и ушла.
Ж. М. проводил меня до метро. Ему хотелось пойти со мной вечером куда-нибудь на концерт. Вот для чего он искал газету. Но я поняла, к чему он клонит, и сказала, что не смогу.
Вот я пришла сюда, пообедала с мадам Леви. Теперь иду к мадам Журдан [55] .
Забавно — не могу подобрать лучшего слова для этого дня — wild [56] , вот какой он был. Когда я занята, мне некогда хандрить. Вечером опять пойду в институт посмотреть свой результат.
55
Элен Журдан-Моранж — скрипачка, была дружна с Морисом Равелем. Элен Берр брала у нее уроки игры на скрипке.
56
Безумный (англ.).
Сходила, жарища была страшная. У меня 92 балла. У мадам Журдан встретила […], поговорили с ним об отличительном знаке [57] . Тогда я решительно не собиралась его носить. Считала, что это позор, знак покорности немецким законам.
Теперь же думаю иначе: мне кажется, не надевать звезду — предательство по отношению к тем, кто наденет.
Но уж если я ее надену, то должна всегда сохранять достоинство, быть элегантной — пусть все видят. На это нужно много мужества. Сейчас думаю — носить ее надо.
57
Т. е. о желтой звезде.
Только к чему все это приведет?
Была у бабушки, застала там мадемуазель Детро [58] . Бабушка дала мне очень красивую брошку и конверт. Когда пришел Жан, Николь сказала мне всю правду. Понятно, почему вчера она была такой подавленной. Я была потрясена.
Ну а потом поднялась суета, совсем как 14–15 мая сорокового года [59] , и прогнала печаль.
Хорошо, что бабушка глухая.
В полшестого мы с Жаном сели в метро, я доехала до «Ламотт-Пике». В институте еще час прождала, болтала с Морисом Сором и Полеттой Бреан. Результаты объявили только в семь. Приходила Сесиль Леман, кажется, вчера я видела ее в черном. Она поздоровалась, посмотрела на меня своими ясными голубыми глазами и твердым голосом сказала, что ее отец погиб в концлагере Питивье [60] .
58
Домашняя учительница всех детей семьи Берр, когда они были маленькими.
59
Вероятно, намек на начало вторжения фашистской Германии, которое быстро привело к капитуляции Франции.
60
Правительство Виши уже в октябре 1940 г. приняло решение о помещении в специальные лагеря евреев-беженцев из других стран. Концлагеря были созданы в так называемой свободной зоне, а в 1941 г. начали действовать и в северной части страны, в оккупированной зоне. Самые крупные из них: Бон-ла-Роланд в департаменте Луаре, Питивье, а также Дранси и Компьень. Сначала арестовывали только евреев-иностранцев, потом и французских евреев, взрослых мужчин; в лагере они жили в тяжелейших условиях, голодали. Первые составы в Аушвиц отправились из Компьеня 27 марта и 5 июня, из Дранси — 22 июня 1942 г.