Дневники 1920-1922

Пришвин Михаил Михайлович

Польша хочет Россию от жидов освободить, а мы на Польшу…

23 Мая. Бедная Дунечка, в последнем разуверилась (и совершенно напрасно!), что Некрасов был великий поэт — это последнее.

До конца занятий 1 месяц. 15-го Июня на месяц, полтора (до 1-го Августа) можно в Сапрычку и потом в Москву.

Говорят, что деревня вообще желает советов без коммунистов, надо разобрать, что скрывается за этой формулой…

Стенания и слезы, — Палач везде палач. О, скучный

плеск березы! О, скучный детский плач! Кто знает, сколько скуки В искусстве палача! Не брать бы вовсе в руки Тяжелого меча! (Сологуб) ^{51}

24 Мая. Жара и пар с теплыми каплями, так что коровой пахнет и выменем, ничего подобного никогда у нас не бывало.

Все в бездумьи на распутьи, только социал-демократическая швейная машинка неустанно строчку ведет, хочет без ниток и без материи всех нарядить социалистами…

Провинция и столица. Слухи о переустройстве (скоро конец?) начинаются с Тулы, когда идешь из Москвы. А столичный человек живет весь в азарте спекуляции, ему не до этого, и это там даже неприлично (как раньше).

26 Мая. Приехал из Германии вестник, и я сам его не видал, а слышал в передачах его рассказы. Там, в Германии, тоже голод, но вырабатывается много суррогатов, все мало работают и полнейшая свобода слова, есть даже монархические газеты и три русских! Много русских там живет, они первые нарушают порядок карточной системы, они спекулируют, и немцы смотрят на них с презрением. Русские и там живут день ото дня в ожидании конца большевиков.

Хлеба нет и там, и нам, стало быть, нечего от них ждать радости — какая может быть радость без хлеба! — Организация держала германский народ, насилие держало русский. И теперь что же нового: стремление к порядку удерживает немцев, насилие удерживает русских. Надо работать в исходной своей точке — вот единственное, что может освободить Россию. А нам, писателям, нужно опять к народу, надо опять подслушивать его стоны, собирать кровь и слезы и новые души, взрощенные страданием, нужно понять все прошлое в новом свете…

Долетела фраза: «Последнего сына отдала на паек» (на службу за 1/2 ф. хлеба).

Пришел мой ученик Тихонов (красноармеец) и говорил мне, что и по сие время русский народ живет верою в Бога.

— Это Я, кто утверждает власть, а ты слушай Меня и люби: Я твой ближний, ходи в церковь, она научит тебя любить Меня.

Они властвуют и владеют, имеют право распоряжаться имуществом и жизнью граждан, при всяком удобном случае напоминая, что они шахтеры — рабочие. Между тем другие, вся масса огромная народа, терпеливо все сносит, в ожидании, когда клещ напьется крови и отвалится.

Организация (выработка органа) и фабрикация (выдумка орудия) — (по Бергсону) эта мысль очень помогает понимать художественное творчество: всякий художник вырабатывает себе орган.

1) Написать про Антихриста. 2) Написать по своей жизни «путь творчества».

Толчок к творчеству: кто-то близкий отметит Вашу мысль, любовно разовьет ее и вообще поддержит, душа окрыляется, внимание сосредоточивается на одном и начинается работа. А когда

давно написанное выходит из круга внимания, не интересует вовсе, то иногда приходит друг и хвалит, тогда хочется перечитать свою книгу, пережить ее еще раз. Так что в основе творчества лежат как бы две силы: Я и Ты.

Я ленюсь, тоскую, ничего не делаю, потому что нет Тебя: «Я — это Ты в моем сердце единственный» ^{52} .

Мое Ты:

Ты прилетаешь ко мне, как лебедь, чтобы вместе лететь в общем нашем воздухе, или плыть по нашей воде, или отдыхать в наших зарослях, в нашей траве, возле наших цветов.

Я жду Тебя и очень тоскую, когда Ты долго не приходишь, но счастью моему нет предела, когда Ты являешься, тогда вселенная во мне и два воробышка, которые попадаются мне на глаза, кажутся разными.

Если Ты не хочешь, я никак не могу вызвать Тебя, Ты сам приходишь, и приход Твой всегда мне бывает нечаянной радостью.

Я не могу вызывать Тебя, а только верю, что Ты придешь когда-нибудь, но бывает, я теряю эту веру и тогда мучусь и мучаю всех вокруг меня.

Ты страшно боишься насилия и при всякой попытке моей удержать тебя силой Ты исчезаешь и долго не являешься.

Я ищу Тебя в лесу, тихо переступая от дерева к дереву, прислоняюсь к стволу и ожидаю, неслышно перехожу к другому и ожидаю, и когда птицы и звери, считая меня за свое, перестают бояться меня и не разбегаются, — Ты, бывает, приходишь ко мне.

Я ищу Тебя в лесу, мне кажется, что дом Твой там, в зелени, но я встречаю Тебя в солнечных зыбульках воды и в облаках неба и на камнях своего дворика. Кажется мне, что весенний первый свет, когда первые капли падают с ледяных сосулек, — больше всего возвещает о Твоем приходе, что это главные Твои вестники, но часто бывает, я обрадуюсь Твоим вестникам, а Ты не являешься. И когда бывает все разрушено в саду бурей осени и на серых ветвях остается лишь несколько красных листиков, эти листики мне становятся как огненные языки Духа Святого на головах апостолов, и Ты ко мне являешься.

Я ищу Тебя, я замечаю Твоих вестников, но другою осенью я смотрю на красные листики и не вижу в них Духа Святого.

А кругом говорят, что ленив я и не могу исполнять заказ и человек совсем не практический. (Лень — работа.) Вот я под давлением их чувствую себя виноватым, начинаю лукавить с Тобой и падаю. Тогда нужно больше упасть, в самую мерзость, и когда я достигаю последнего дна, в последнем падении я встречаюсь с тобой.

Иногда я видел Тебя в женщине и любил Тебя в ней, но Ты уходил, и женщина оставалась ненужная мне, нет! Ты равно являлся мне в женщине, в юноше, в ребенке и в седом старце, видел часто я Тебя в русском человеке, но видел и в немце и в еврее я не раз узнавал Тебя. Однажды, когда заряженные ружья пьяных людей были направлены в меня, Ты посетил меня, я улыбнулся, пошутил, и пьяница не стал стрелять в меня. А другой раз негодяй направил в меня револьвер — я испугался, и негодяй успокоил меня словами, что револьвер был незаряженный: Ты не посетил меня в моем унижении, Тебя со мной не было.

Что же, или мне вовсе не нужно искать Тебя, ведь Ты не бываешь там, где я ищу Тебя? Но если я не буду искать Тебя, Ты не придешь никогда.

Я ищу, я действую, я живу, а Ты приходишь как бы на зов мой, но совсем с другой стороны и не в то время, когда я зову Тебя.

Да, я встречаю Тебя иногда в своих мерзостях, но если я стану делать мерзости, я наверно не найду Тебя.

В хороших делах своих я всегда нахожу Тебя, но хорошее дело найти все равно, что найти Тебя. Тут опять должна быть простота, а если я для кого-нибудь сделаю с тем, чтобы этим вызвать Тебя, — Ты заметишь лукавство и не придешь ко мне, и богадельня моя будет так стоять.