Дневники 1920-1922
Шрифт:
Кровавая завеса. Директор показательной школы-коммуны Мих. Мих. Исаев, бывший пулеметчик, говорит, что не может быть педагогом — видел, как турку кишки выпустили и наводил пулемет, он может только дрова заготовлять для школы; а между прочим, ненавидит нытье, призывает к радости и говорит, что рано или поздно на дверях Царь-града будет русский знак (советский, пусть советский, лишь бы русский).
В голодно-холодной кровавой завесе мира вырисовывается для большинства людей лик врага (он) — кто это он? —
Белогвардейщина в ГАУ {60} (военнообязанные): не все ли равно вам, белые или красные, вы при тех и других будете заперты в ГАУ, нет, вы просите не белых, а мира.
Игнатовы (В. Фигнер) — живут, пережив самих себя в аристократической строгости — суровости, единственная гибкая среди них, Наташа, попросила коньячку.
Писарев Сергей появился неузнаваемый: «где разложение — там я!»
— Мне хорошо! Я это предвидел, мне хорошо! а будущее мне тоже известно — моря крови прольются, моря!
И начинает фантазию про Украйну, будто бы там режут коммунистов. Фантазер! Между тем успел все-таки поселить в душе, вызвать из прошлого то состояние ожидания кровавых перемен и пр.
Тишина! такая тишина общественно-политическая, и все как-то в ноги ушло, весь день вытаптываешь себе свои делишки, и так представляется, что конца этой тишине теперь не будет; между тем как подумаешь, то ведь нельзя же на этом основаться, и тишине этой рано или поздно будет конец (вот в тишине-то фантаст Писарев).
Чувство природы: летние росы, осеннее золото лесов, первая пороша — с каким делом (для других) можно сочетать это чувство, чтобы оно возродилось, сохранилось, окрепло, а не погибло бы в эгоистическом наслаждении? Я думаю, это возможно только в сочетании с детьми, как-то нужно подойти к детской душе (воспитатель Иван Ник. в школе-коммуне, туберкулез позвоночника).
На Мясницкой утром: много людей, как бывало, на Невском, и все идут на службу, трамваи, грузовики, шум, грохот.
17 Июля. Посещение Серг. Порф. и традиционные эсеровские разговоры о том, кого арестовали, дают ли свидания, кого нужно просить об освобождении — совершенно прежние времена и ключ времени, понятен стал и Гредескул и ученик его Карасев, и ясно, почему пулеметчик Исаев хочет прибить русский щит к воротам Царяграда и почему «Русские Вед.» в Музее.
Авансовая ассигновка М. М. Пришвину от 13 Июня 1920 г. за № 789 — 40 тыс.
1. Корзина с рукописями и книгами — 2 пуд.
2. Чемодан с бельем — 1 1/2 п.
3. Брезент, чемод. с хламом — 1 п.
4. Корзина с посудой — 1 п.
5. Тюк с шубами — 1 п.
6. Левина корзинка — 1/2
7. Мешок с грязн. бельем и подушками — 1/2 п.
8. Мешок с сухарями — 1/2 п.
9. Охотничья корзиночка — 20 ф.
__________________________8 1/2 пуд.
Каменев: «Что-то вы долго все держите».
Запомнить то душевное состояние перед обыском Ч.К. на железной дороге, когда все уложенное и сшитое нужно раскладывать и расшивать, — а на душе состояние, равное морской болезни, экзамену… еще что? физич. утомление, пот, пыль, повторение урока в голове: что ответить, как всучить мандат.
23 Июля. Хозяин сыскался.
В понед. 7 Июля погрузились в вагон. Во вторн. (8) выехали, в среду 9 (Казанская) приехали в Починск.
Тройные завесы лесов на холмах: зеленые, за ними черные и на горизонте лиловые. А внутри леса нет ничего: иссохли источники и травы, деревья вырезаны, а сучья и макушки поверженных не дают пройти, на краю лежат бревна, у которых нет хозяина. В этом лесу лежит труп революции (вот бы англичанину заглянуть сюда!) — вчера электричество, сегодня лучина. Вот дрова! а в Москве замерзали.
Труп революции.
Лева зовет в лесу «мама!», а ей в лесу чудится, будто. Лева зовет, и сидит она и плачет, ей страшно что чудится.
Пальто уехало. Флакон у Левы из кармана выскочил (за него расстреляют).
24 Июля. На Рясне возле Малого Починка дети в светлой воде удили окуней и пескарей, и вся рыба была на виду — такая светлая вода. С криком вылетала утка дикая, потом другая, третья, четвертая. Я пошел по берегу речки, шумел тростниками, ольшаником, хотелось еще выгнать и еще… Промахала крыльями длинными цапля. Носилась большая стая витютней. На лугу косят во много кос. Солнце, как в 14 году перед войной, скрылось не за тучами, а за хмарою горящих где-то лесов — великая сушь. И обняла пустыня душу мою, как малую лодочку океан обнимает.
Фрося с Маней отслужили молебен и поехали в Москву за солью.
И кто думал, что за фунтик соли можно будет заставить потом человека три-четыре дня работать, за 1 1/2 коп.! Вот бы, когда обещали рай, спросил кто-нибудь: «А соль будет?»
25 Июля. Перед глазами светлый вир {61} , где рыба кишит и видно, как окунь глотает пескаря, а щука окуня. Я видел, как пескарь, спасаясь от окуня, выкинулся на берег и окунь цокал на него, высунув нос из воды. А на лугу, услыхав наш шум, утиная мать бежала по лугу и отводила наше внимание от тростников. Вчера была гроза и маленький дождь, сегодня опять гроза и дождь посильнее — крупный, теплый.
Диверсант. Дилогия
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
