Дневники 1928-1929
Шрифт:
<На полях>«На хитром месте котовал».
И была мне до очевидности понятна вся жизнь, ее назначение, смысл, счастье ее, вся радость ее, наука, искусство, промышленность, хозяйство, семья, все: все человеческое дело (в создании высокой формы общения мира… как-то иначе выразить надо: ведь это захватывает и высокую индивидуальность, потому что индивидуальность — это острый угол движения общества вперед)…
Все говорили, что
— <1 нрзб.>зайца выгонит, некуда зайцу деваться, тут же с нами и живет.
Кувшинки еще не цветут, торчат острые зеленые резаки (мудорез), на чистом месте мы застали маленьких утят головка к головке, отдельно от них плавала матка (свиязь), стараясь нас собой отманить, но когда мы поплыли на утят и они, вытянув назад ножки, бросились вперед, она дала им сигнал, и они вмиг все исчезли под водой и затаились в резаке невидимо для нас, высунув носики на воздух возле зеленых ножей резака. После того матка полетела очень странно: она и летела и в то же время шагала своими черными лапами, оставляя кружки на голубой воде.
Так, добежав, долетев к месту исчезновения утят, она поднялась на воздух и стала описывать вокруг них круги.
— Этому старику вы не скажете, сколько лет?
— Сказать все можно, скажу — сто.
— Чуть не угадали: этому старику без трех дней рубль.
— река под поймой теряется.
Можно легко представить себе, что звери между собой человеком бранятся, и у них поступать по-человечески значит то же самое, что у нас по-зверски. В голодное время видели мы себя в тех же условиях, как звери, но какие звери были милые тогда в сравнении с нами! После того все, у кого осталась совесть, должны бы смириться до признания своего равенства с животными и единственной своей радостью считать находки среди зверей того прекрасного, что когда-то давно признано было называть человеческим.
<На полях>Почему ценят девственность? Я думаю, девственность это как вечность, чувство вечности в ней непременно (раз навсегда, — я — раз, она — навсегда), и так происходит: я — раз! — и кончено, она продолжает меня дальше в природе. Я — это миг, я — мгновенье, явление вечности. Раз! — и я умер. Она берет мое и носит, передавая потомству. Но почему же мужчины обыкновенно говорят: «Я взял ее». Какой глупый самообман: отдаваясь, она берет меня в безликую бездну вечного…
24 Июня.Ярмарка.
Пулковская обсерватория обещает с 24-го по 1-е Июля потепление.
21-го в четверг был у меня охотник из Торгошина Павел Семенович Кузьмичев. Он продал в этом году на 800 р. пушнины, добытой в Сергиевском уезде. Ездил на Белое море за выдрами и теперь будет ездить туда постоянно (ушкуйники). Рассказывал о чернобурой лисице:
го был в Москве. В «Моск. Охотнике» Николай Петрович Орлов. В Сергиеве: Петр Васильевич Морозов. В Веригине Красавин Иван Кузьмич, у него мальчик, знающий, где бекасы. Дер. Морозово, у кирпичных сараев бекасы. Трестница.
Из путешествия с Бор. Иван: в Заболотье стоит фитильный завод, и электричество с тех пор не работает.
<На полях>Валерий Григорьевич Барков — лесничий в Торгошине. Говорун.
Александр Гаврилович Лахин из Заболотья, прозвище: «Говорун». Такой же говорун и А. М. Широков, и вообще в народе примета, что красное слово является за счет человека. Можно сказать, что талант у настоящего поэта во всяком случае не является документом его человеческого достоинства, а скорее наоборот — тем не менее, драгоценна поэзия! И, читая поэтическое творение, мы отпускаем грехи человеку, прославляем его, как будто поэт и как человек самый хороший. Вот эта способность превозносить человека там, где его, может быть, вовсе и нет, и есть отличительная особенность культурного общества от стихийного.
<На полях>Один из самых глубоких признаков разделения стихийного или «простого» человека (народ) от «сознательного», сложного (интеллигенция) — это отношение того и другого к словесному творчеству. В простом народе о краснослове всегда говорят иронически и вполне заслуженно: краснослов всякий, почти без исключения в остальной своей, органической жизни рабочего или крестьянина, семейного человека, общественника, обладает <9 нрзб.>. Старый егерь Мерилиза Алексей Михайлович Широков чудесный рассказчик… Записанные мною его рассказы о животных войдут в хрестоматии. Но он понятия не имеет о порядочности, честности и т. п. качествах, обладать которыми, говоря попросту, даже и выгодно. Когда заводишь о нем речь среди крестьян, все начинают его ругать. И когда я говорю о его даровании, о его замечательных рассказах, все иронически отвечают: «Это он может!»
Гражданский зуд, если он не является естественным требованием, исходящим из личных запросов, верней всего происходит от личной пустоты: нет ничего в себе, плохо оставаться с самим собой и вывертываться наружу, он утешает себя тем, что если вне его сделается хорошо, то и ему будет хорошо. И хотя сам он сыт, а людям только и надо, что быть сытыми, то он думает, будто бы, когда насытятся люди, то ему от этого сделается хорошо. Теперь таких людей осталось мало, остался только принцип.
Летнюю охоту в Федорцове мечтаю так устроить, чтобы она была исследованием Заболотского озера, чтобы применить все мысли свои о художественном исследовании. Большую часть времени буду отдавать расспросам охотников о жизни птиц.
Отъезд в Федорцово назначается на 30-е Июня, в субботу. Записываю все, что надо взять с собой: 1) Охотничье. 2) Литературное. 3) Разное.
Два термоса.
Винтовка.
Антибку приделать.
В Москве купить: два поводка.
1) Пиш. машинка с коп. бумагой и лентой, и ковриком, бумага.
2) Все для писем, чернила, перья, резинки, марки с заявлением об адресе.
3) Книги. Сергиевский уезд.