Дневники 1932-1947 гг
Шрифт:
— Скажите, не могу.
Ушла, вернулась.
— Он ругается матом, требует — во что б это ни стало.
Подошел, обложил:
— Вадим, ты не знаешь, что творится!
— Да нет, не то, не футбол! Ты не знаешь сам, что творится! Я не могу сказать прямо, даю по буквам: Борис, Ольга, Матвей, Борис, Иван, Лидия, Иван. И тех же я увижу при командировке в Луцк, Одессу…
Ух! Времени нет, выпуск полетел. Стор приказал повторить 6-ти часовой, только сообразил выкинуть из него сводку Германского Информбюро, передал стенографистке приказ всем корреспондентам сидеть, не отлучаясь, у репродукторов хотя бы сутки, вызвал по телефону нескольких человек., послал
Вскоре приехали чекисты и заняли все выходы и коридоры. За три минуты до назначенного срока приехал т. Молотов. Он сел за стол, раскрыл папку и начал читать приготовленную речь.
За полминуты до срока он встал и прошел в студию к микрофону. Стор подошел и налил нарзана в стакан.
— Уберите все лишнее! — резко сказал Молотов.
Левитан объявил его выступление. Молотов говорил очень волнуясь, нервно. Но записали все хорошо.
Это было последнее выступление руководителей партии из студии. т. Сталин 3 июля выступал из Кремля. «Объявлять» его туда поехал Левитан. Он рассказывал потом, что т. Сталин так волновался, что Левитан ушел в соседнюю комнату.
Весь день лежал дома, грипповал. К вечеру заехал майор Николай Васильевич Меркушев, бывший работник «Правды», ныне — замполит 54-го гвардейского Бахмачского ордена Суворова минометного полка. И потащил к себе. Они все время дрались в болотах у Мозыря, а сейчас выведены на отдых. Познакомились там с командиром полка — подполковником Аркадием Тимофеевичем Шаповаловым. Очень плотно пообедали, с тортом даже, с огромным удовольствием послушал радио. Разговор был интересным. Шаповалов рассказывал о первых днях применения «Катюш». Это было в августе 1941 г., под Смоленском, в 19-ой армии Конева. Всего две батареи. Личный состав строжайше отбирался комиссией ЦК. Район действия был оцеплен чекистами, не подпускали даже генералов. А теперь таких полков — сотни. Оба — большие патриоты своего оружия.
— Ну как его не хвалить, — говорит Шаповалов. — Это же мощь! Я могу дать за 7 секунд от 500 до 1000 снарядов. Чтобы дать такое количество, надо чуть не всю артиллерию армии собрать на узкий участок.
Боевой человек: десятки раз был под огнем. Однажды через его блиндаж переехал немецкий танк. И ни разу не был ранен!
Меркушев жаловался на тяжелые условия политработы. Полк получает 13 экз. «Правды» (одних только офицеров больше 70), 7 экз. «Кр. Звезды», около 10 экз. «Кр. Армии» и 25 экз. армейской газеты. Изредка — 1 номер журнала «Красноармеец», один номер «Парт. строительство» «Огоньа» и других журналов не видят. Книг совсем нет. Радио — только у командира полка. Кино последний раз видели полгода назад.
Это очень серьезные вопросы и надо будет обо всем этом серьезно поговорить в Москве.
Выпил стакан водки с гаком и трезв, как младенец. Вот растет квалификация!
29 февраля.
Наш фронт опять исчез из сводки. Сегодня стало известно, что немцы в районе 48-ой армии начали отступление. Она еще 19-го повела наступление, шла с очень тяжелыми боями и продвинулась на 9-10 км, форсировала Березину. Но далеко ли отойдут — пока неясно. Севернее Рогачева наши 25-го перешли Друть. Немцы подтянули из района Бобруйска три танковые дивизии (4, 5 и 20-ю) и оттеснили наших на Восточный берег реки. Только в районе Мал. Коноплицы у нас остался небольшой качающийся плацдарм.
Как
Очень хорошо идут наши на Псковском направлении. Вчера жахнули больше 400 нас. пунктов.
Погода до вчерашнего дня стояла морозная. В ночь на сегодня опять развезло.
Вчера утром зашли кинооператоры майор Николай Вихирев и капитан Ибрагимов. Преложили поехать в 96-й гвардейский пикирующий полк полковника Якобсона. А нас туда уже приглашали. Смотались сразу.
В землянке у командира полка — рослого эстонца разговорившись, выяснил, что это тот самый 99-йближнебомбардировочный полк, в котором я был в конце мая 1942 г. в Волоконовке, вместе с Наташей Боде и Сашкой Устиновым. Сам Якобсон тогда был командиром полка и привозил нам яичницу и водку. В этом же полку до сих пор живы летчики: ныне Герой СС Смирнов, штурман капитан Герой СС Туриков, летчик — кавалер 5 ленточек капитан Мельник, штурман Герой СС капитан Крупин. Со всеми из них я беседовал сейчас об их последних делах буду писать.
В этом полку мы пробыли в 1942 г. два дня. Я писал тогда об их налете на Харьковский аэродром, во время которого подожгли самолет Карабанова, все считали его погибшим, но он со штурманом пришли дней через десять пешком, а радист Сокольский не пришел. Писал я тогда и о летчике ГВФ Богданове. Через несколько дней в Валуйках, где мы тогда жили, я встретился с Костей Тараданкиным, он передал мне привет от командира полка полковника Егорова. Я спросил о Богданове.
— Богданов не вернулся с задания, погиб.
Прошло еще несколько дней, я уехал с Устиновым в Воронеж. Однажды (20–25 июня) в столовой ДКА ко мне подошел от соседнего стола летчик.
— Тов. батальонный комиссар. Вы, кажется, были у нас в полку в Волоконовке?
Это оказался летчик Быстрых, впоследствии ГСС. ОН сидел со своим штурманом.
— Где полк?
— Да вот почти все, что осталось — я да он.
— А Егоров?
— Назначен командиром дивизии.
— А кто в полку?
— Якобсон.
И вот, сейчас снова встретились! Тесен мир, земля круглая! Пошли оживленные расспросы.
— Где Быстрых?
— Погиб.
— Егоров?
— Командует в тылу дивизией, учебной.
— Кошевой (командир прикрывающего истребительного полка)?
— Погиб.
— Комаров (командир соседствующего полка Ил-2)?
— Командует штурмовой дивизией. На нашем фронте.
— Крупин, Смирнов, Мельник, Туриков?
— У нас. Почти все Герои. Смирнова представляем на дважды Героя, а Мельника — к Герою.
— А помните, я писал о Карабанове?
— Как же, отличный летчик. Погиб под Орлом вместе со своим штурманом. Жаль. Но знаете: год назад пришел его радист Сокольский. Год был в плену, в лагере, бежал.
Вот так история! Весь вчерашний вечер и утро сегодня говорил с народом. Восстановил историю Карабоанова, вспомнили о Богданове, Быстрыхе, записал также различные эпизоды: пикирование, разгром 11 эшелонов, жизнь стрелка-радиста Стратиевского и проч.
Ночевали в хате, в селе у аэродрома. Из 200 домов осталось только 39. В хате — 12 душ, три семьи, теснота страшная. И я и Левка записали их мытарства при немцах — угон в тыл и т. п. Когда уже легли спать — в 12 ч. ночи — пришел пьяный стрелок-радист Игнатенков, лег к девкам на пол и начал любезничать. Одна из них встала (Маша) и пошла с ним гулять. А метель! Потом пришел и начал нам рассказывать о своем ранении. Уснули из-за шума, духоты и грязи только в 6 ч. утра, встали в 8.