Дневники 1932-1947 гг
Шрифт:
Ух! Кажется, всё. Есть еще люди, приватно упражняющиеся в газете, скажем, кинооператор Римка Кармен («Известия»), поэт майор Женя Долматовский («КП»).
В первый же вечер Долматовский затащил к себе, заставил рассказывать московские новости. Я ему сказало том, что 3 февраля будет пленум Союза Писателей, что ответ. секретарь будет Поликарпов из радиокомитета (а на его месте — Пузин, зав. отделом печати ЦК), а президентом Ник. Тихонов вместо Алексея Толстого. О том, что повесть Зощенко «Перед заходом солнца» признана антихудожественной и пошлой, а невышедший в свет сборник
Только честный скрип пера
Спас его от триппера.
Второе произведение посвящено Непомнящему, который без устали рассказывает всем о своей московской невесте. Женя написал:
Как о далеком, погибающем
Торпедированном корабле,
Вспомните о Непомнящем,
Тонущем на земле.
И тут же продал это четверостишье за 10 литров бензина Непомнящему. Совсем, как «наемник капитала» в «Золотом теленке» продал рассказ Остапа Бендера о смерти вечного жида представителю европейской свободомыслящей газеты. Как известно, тот передал рассказ в свою редакцию. Так поступил и Непомнящий. Он послал свою покупку своей девушке с там же Долматовским, уехавшим в эту ночь в Москву.
По дороге из Москвы я, шутя, говорил Левке, что где-нибудь около искомого села мы обязательно встретим на дороге машину секретаря Военного Совета фронта майора Владимира Алешина. Сейчас он уже не секретарь, а нач. отдела информации ПУ. Произошло это формально потому, что он женил я на подавальщице столовой Военного Совета. И впрямь — уезжая и приезжая сюда, я всегда встречал его машину. В день приезда я не встретил его, но на следующий день действительно встретил на дороге в машине, и он, как обычно, за рулем.
Сегодня, к слову говоря, у нас с ним (Хватом) был длинный разговор (в который уже раз!!) о литературе. Как и многие, он крайне неудовлетворен оной и ругает наших писателей на все корки. Ругает зло, справедливо и остроумно.
— Многие из них, — говорит он, — написав первую сносную вещь заболевают неизлечимой болезнью — гонорареей и всю последующую жизнь лечат ее переизданиями.
Забавно видеть и наблюдать человека, долго оторванного от войны, хотя и обладающего очень высокой, профессионально-мгновенной хваткой. Левка задает самые наивные вопросы, особенно касающиеся общевойсковых, а не воздушных тем. На здешних корр-ов он произвел впечатление матерого тыловика, т. к. не знал, что такое коничка, планетарка, первичный валик и т. д.
Гигантское впечатление на всех произвел прорыв наших войск под Ленинградом. Об этом говорят все — и военные, и крестьяне. Здесь пока тихо. Но сегодня приехал из Речицы Виктор Кинеловский и сказал, что сегодня с 10 до 2 там была слышна яростная артподготовка, примерно на северо-западе, западнее Жлобина к Бобруйску.
— Чья — наша или немца — там не знают.
Хочу записать. Перед отъездом из Москвы у меня была
Официальная версия причин гибели гласила: стратостат был рассчитан на 19000 м., они поднялись выше, перерасходовали балласт и грохнулись при спуске. Федосеенко утверждает категорически, что экипаж имел две серии чертежей: на 19000 и на 22000. Строили на 22000, а приемочной комиссии (под председательством Прокофьева) показывали на 19000, дабы не запретили.
Очень любопытно!
2 февраля.
Сегодня вечером пронесся слух, что у нас где-то началось. Где и что неизвестно. Завтра будем знать. Вечером смотались в штаб, но и там ничего не узнали.
Погода окончательно испортилась. Когда мы приехали сюда — везде были ледяные лужи. По выходе на улица сразу сапоги размокали. Потом немного подморозило, а сегодня с утра опять дождь, снеговая слякоть и ледяная каша.
У всех разговоры — о сессии Верховного Совета. Еще в Москве шла тьма разговоров о повестке, все гадали. Тут все обсуждают и гадают — что могло быть в докладе Молотова.
В офицерских кругах ходят две международных анекдота, вызванных, видимо, «слухами из Каира» (Черчилли, Рузвельты, вилками на воде и «что тебе одного мало»). К слову, два неплохих анекдота рассказал Денисов:
1. Девушка просит негра подвести ее на велосипеде в соседний пункт. Садится на перекладину, едет. На полдороге: «Мисс, не могу вести дальше, велосипед дамский.»
2. Два приятеля умирают. Один попадает в рай, другой в ад. Первый просыпается, хочет выпить — опохмелиться: одни кисельные берега и реки молочные. Идет к аду. Видит, сидит на троне приятель, на коленях восхитительная обнаженная дева, в руках кружка и черт льет водку. Зависть!
— Милый, она без дырки, а кружка с дыркой.
3 февраля.
Бомба: окружено 10 немецких дивизий в районе Канева и смыкание войск 1 и 2 украинских фронтов. Почему я не там!!
Хвату в городе в семье одного сапожника рассказали, как у жены одного командира умерла одна дочь и родилась вторая — от немца. Он приехал в освобожденный Гомель и застрелил жену.
— Будут его судить? — спросили Хвата. — Немецких детей всех будут убивать, это ясно. А вот тех женщин, которые жили с немцами, наверное, посадят?
Мокреть, дождь, продолжаются. Сыграли в пульку: Хват, Киселев, Стор и я.
4 февраля.
Новостей нет. Мокреть. Летал вечером немец, стреляли, прожектора, шел низко, ушел.
Два анекдота — отзвук военного положения в Москве.
1. Почему все женщины в Москве носят черное трико? — Есть приказ затемнять все места общественного пользования.
2. По карнизу Моссовета ходит человек. — Петров, что вы там ходите? Я лунатик! — Сумасшедший, почему же вы ходите днем?! — У меня нет ночного пропуска…
И загадка: что такое верх шума? Совокупляться со скелетом на железной крыше.