Дневники Берии

Уильямс Алан

Смоллет перестал жевать:

– Как его имя?

– Неважно. Узнаешь потом, через два месяца, если мы вообще договоримся.

– В последнее время столько мемуарной литературы пришло из России. Пеньковский – Светлана – Хрущев. Но не все мемуары подлинные, – сказал Смоллет.

– Об этом пусть ломают голову издатели.

– А ты читал этот дневник?

– Еще нет. Сегодня Ласло даст его мне.

– И ты провезешь его в Австрию, да? А если тебя поймают?

– Постараюсь, чтобы не поймали.

– А

почему ждать два месяца?

– Чтобы не подвести людей. Например, Ласло. И других, живущих на Западе. Ты должен полностью на меня положиться и ждать моего сигнала.

– А почему ты сам не хочешь опубликовать эту историю? – спросил Смоллет.

– Потому, что я не просто курьер. Я должен буду убедить издателей, в частности, американских, в подлинности документа, а иначе никаких денег не видать. Мне нужен хороший свидетель. Ты им и будешь.

– Понимаю, – кивнул Смоллет.

Я протянул ему руку.

– Помни: если проговоришься, Фрэнк, потеряешь шикарный сюжет!

– Отстань, я все понимаю, – ухмыльнулся он. Выходя из ресторана, я увидел, что он заказал еще вина.

На следующее утро я покидал Будапешт, увозя с собой подписанные Ласло четыре страницы текста, содержащего подробный отчет о том, как был вывезен из России некий важный документ.

– Когда вы переведете с венгерского, узнаете все, что вам нужно. Здесь все правда, все до единого слова, – сказал Ласло, передавая мне эти четыре страницы.

Денег он так и не взял. Я был готов к этому и все равно испытывал смущение. Такой идеализм будто подчеркивал наше корыстолюбие. И хотя Борис говорил мне, что я мог бы вверить Ласло свою жизнь и ничего не опасаться, мне было легче иметь дело с Фрэнком Смоллетом, так явно преследующим свои личные цели и выгоды.

По прибытии в Вену я сразу же нашел Бориса. Он уплетал обед в кафе отеля «Саша». Он приветствовал меня с набитым ртом. Указал на свободный стул, торопливо дожевывая пищу.

– Ну, привез бумаги?

Я выложил конверт с текстом Ласло и тысячей долларов, которые я провез через границу, упрятав в газету «Таймс».

– Все в порядке, вот только деньги он не взял, – сказал я.

– Он очень гордый. Таких не часто встретишь. Как у него со здоровьем?

– Кажется, хорошо – если судить по количеству выпитого им спиртного. Ты читал о скандале на вечере Фланагана?

Борис нахмурился.

– Конечно. Это было во всех австрийских газетах. Ты что, с ума сошел – так выставил себя напоказ, да еще и Ласло вовлек в это дело?

– Это доказывает, что я встречался с ним в Будапеште.

– Вот именно. Боюсь, что ты перестарался. – Борис грыз ногти. – Хочешь торт, у них тут очень вкусные торты подают?

– Я бы хотел кофе. А где Татана?

– Спит. С нею все в порядке. Все в полном порядке. А нам повезло. В Монтре состоится

большая книжная ярмарка в начале следующего месяца. Там соберутся все известные издатели. Меня очень заинтересовало американское издательство «Бури». Они специализируются на публицистике, и в прошлом году пара их книг стала бестселлерами.

– А кто установит контакт?

– Я. Лучше если это будет русский, а не англичанин. Больше таинственности – это американцам понравится. Я немного подгримируюсь – например, приклею бороду и возьму псевдоним.

– Думаешь, справишься? – спросил я с сомнением. Это крепкие парни. Та сумма, которую мы запросили, заставит прислать целый батальон первоклассных адвокатов, и те устроят прессинг.

– Не волнуйся, – сказал Борис, – славянский темперамент подойдет лучше, чем англосаксонский. Надо в делах с американцами быть грубоватыми и хитрыми, как Сталин с Рузвельтом. Положись на меня, я хорошо знаю американцев.

Я рассказал Борису о моих планах относительно Фрэнка Смоллета. Как только будет достигнута договоренность с издателями, те опубликуют сообщение, что у них есть дневники Л. П. Берии. И тут я сведу Татану и Смоллета. Она поведает историю о том, как была изнасилована Берией в возрасте двенадцати лет. Потом ей придется исчезнуть.

Таким образом, в качестве доказательств подлинности дневников у нас будут письменное свидетельство Ласло и публичное заявление Татаны. Ни то, ни другое не может быть окончательным доказательством, и является несостоятельным с точки зрения закона, но будет достаточным для того, чтобы убедить издателей. Теперь все зависело от способностей Бориса. Я был согласен с ним, что русскому скорее удастся уговорить издателей, чем мне.

Было обеденное время. Борис остался в кафе, а я пошел к Татане. В ее комнате царил полумрак. Татана стояла в двери в прозрачной ночной рубашке и жмурилась от света, проникающего из коридора. Увидев меня, она крепко прильнула ко мне, закрыла дверь ногой и увлекла меня в постель. – Делай со мной все, что хочешь! – сказала она. Через секунду мы лежали в тесном объятии. Сплетение рук, ног… Она то плакала, то смеялась, металась на подушке, колотила сжатыми кулаками по постели и наконец выдохнула восторженно: – Нет, лучше этого еще не было!

Такой я ее еще никогда не видел и подумал, что возможно у нее с Борисом все было не так прекрасно, как он пытался изобразить.

Рассказав ей о встрече с Ласло, я вытащил конверт с тысячей долларов, который тот отказался принять, и щедрым жестом вытряхнул перед ней банкноты на подушку. – Это маленький подарок. Я сказал это по-французски.

Она смотрела широко раскрытыми глазами на деньги:

– Ты хочешь сказать, что это все мне?

– На том условии, что ты пригласишь нас пообедать в ресторан.