Дневники Кэрри
Шрифт:
Джордж подходит к медной тележке, на которой стоят напитки, и поднимает бутылку шерри.
— Выпьешь? — спрашивает он.
— Это уместно? — Спрашиваю я шепотом, не отрывая взгляда от портрета.
— Конечно. Кролик любит шерри. И она злится, если люди отказываются с ней выпить.
— Ты говоришь, Кролик. Она что, милая и пушистая?
— Ну уж нет.
Глаза Джорджа широко открываются от сдерживаемого смеха, когда он подает мне хрустальный бокал, наполненный янтарной жидкостью.
— Некоторые
— Это кто так говорит? — раздается громовой голос.
Если бы я не знала, что Кролик — женщина, наверняка подумала бы, что голос принадлежит мужчине.
— Привет, пожилая родственница, — говорит Джордж, пересекая комнату, чтобы поприветствовать обладательницу громового голоса.
— А кто у нас здесь? — спрашивает она. — Кого на этот раз ты притащил чудовищу?
Джордж совершенно не смущен. Видимо, он привык к мрачному чувству юмора тети.
— Кэрри, — говорит он с гордостью. — Это моя тетя Кролик.
Едва дыша, я только и могу, что вяло кивнуть и протянуть руку для приветствия.
— К-к-к… — заикаюсь я, не в силах вымолвить ни одного слова.
Под кличкой Кролик скрывается Мэри Гордон Ховард.
Мэри Гордон аккуратно усаживается на кушетку, двигаясь осторожно, словно она — из китайского фарфора. Физически она кажется мне более хрупкой, чем в первый раз, хотя, конечно, я помню, что ей восемьдесят лет. Но ее личность остается для меня все такой же пугающей, как в нашу первую встречу четыре года назад, когда она атаковала меня в библиотеке.
У меня снова возникает чувство, как будто все, что я вижу, происходит не со мной.
У Мэри Гордон густые, седые волосы, собранные в тугой пучок на затылке. Глаза усталые, зрачки карих глаз выцвели, словно время наполовину стерло их первоначальный цвет.
— Итак, дорогая, — говорит она, делая глоток из бокала с шерри и быстро облизывая губы языком. — Джордж сказал, ты хочешь быть писательницей.
О нет. Только не это. Опять. Я поднимаю бокал дрожащей рукой.
— Она не хочет стать писательницей. Она уже писательница, — с нескрываемой гордостью сообщает Джордж. Я читал ее рассказы, у нее есть потенциал…
— Понятно, — говорит МГХ со вздохом. Несомненно, она слышала эти слова уже много раз. Видимо, по привычке она начинает читать лекцию: — Есть два вида людей, из которых получаются хорошие писатели, настоящие мастера: выходцы из господствующего класса, получившие отличное образование, и те, кому в жизни пришлось много страдать.
— Выходцы же из среднего класса, — продолжает она, глядя на меня, — бывает, способны произвести на свет некое подобие произведений искусства, но они либо слабы, либо сделаны с откровенно коммерческой целью, следовательно, реальной ценности не имеют. Их назначение — быть развлечением на потребу толпы.
Я ошеломленно киваю.
— Знаете, м-м… Мы с вами уже однажды встречались, — говорю я почти шепотом. — В библиотеке города Каслбери.
— О боже. У меня так часто бывают небольшие чтения.
— Я попросила вас подписать книгу. Для мамы, она умирала.
— Она умерла? — требовательно спрашивает Мэри Гордон.
— Да.
— О Кэрри, — говорит Джордж, переминаясь с ноги на ногу. — Какая ты умница. Это здорово, что ты попросила тетю подписать книгу.
Внезапно Мэри Гордон наклоняется и говорит, внимательно глядя на меня:
— А, точно. Я вспомнила тот случай. Когда мы встречались, у тебя в волосах были желтые ленты.
— Да.
Как она могла вспомнить? Неужели я произвела на нее впечатление?
— Полагаю, я посоветовала тебе не становиться писательницей. И ты, я вижу, моим советом не воспользовалась.
Мэри Гордон поглаживает волосы с видом триумфатора.
— Я никогда не забываю лица.
— Тетушка, ты гений! — восклицает Джордж.
Я перевожу взгляд с него на Мэри Гордон и обратно. Они, похоже, играют в какую-то дурацкую игру.
— А почему Кэрри не стоит становиться писательницей? — смеется Джордж. Похоже, ему кажется, что все, произнесенное «тетушкой Кроликом», чрезвычайно забавно.
Знаете что? Я тоже могу поиграть.
— Она слишком красива, — отвечает «тетушка Кролик».
— Простите, что? — переспрашиваю я, чуть не подавившись шерри, который кстати, напоминает по вкусу микстуру от кашля.
Вот ведь ирония судьбы: я слишком красива, чтобы стать писательницей, но не настолько, чтобы удержать парня.
— Не настолько красива, чтобы стать кинозвездой. Вернее, не того типа красоты, — продолжает Мэри Гордон. — Но достаточно красива, чтобы считать, что можно пройти по жизни, полагаясь на красивые глазки.
— А с какой целью я должна использовать «красивые глазки»?
— Чтобы заполучить мужа, — отвечает она, глядя на Джорджа.
Ага, вот оно что. Тетушка Кролик считает, что я охочусь за ее племянником. Все это слишком смахивает на творчество Джейн Остин и кажется мне каким-то бредом.
— Я считаю, Кэрри очень красива, — возражает Джордж.
— И конечно, ты захочешь иметь детей, — констатирует МГХ голосом, полным яда.
— Тетя Кроль, — спрашивает Джордж, улыбаясь до ушей, — как ты догадалась?
— Потому что каждая женщина хочет иметь детей. Если, конечно, она не уникум. Я, например, никогда не хотела детей.
Тетушка передает бокал Джорджу, жестом давая знать, что ей требуется новая порция.
— Если ты хочешь стать действительно великой писательницей, ты не сможешь иметь детей. Книги должны стать твоими детьми!