Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Шрифт:
— Уже поздно, — сказала я. — Передай мои требования. Или, клянусь всем святым, мои сокровища охватит такое пламя, что его зарево позволит Октавиану читать без лампы.
Он быстро поклонился и ушел, сжимая меч. Меч, при виде которого мне хотелось открыть дверь и схватить его.
— Ну и представление, — промолвил Мардиан.
— Ох, Мардиан, — простонала я, бессильно опускаясь на холодный пол, — это безнадежно. Я не могу им верить, что бы они ни обещали. Я буду здесь узницей на те недолгие дни, пока остаюсь в живых.
Я проиграла. Даже если он пообещает передать трон моим детям, я ничем не могу обеспечить выполнение обещания. Единственное, что у меня оставалось, — возможность уничтожить сокровища. Мне хотелось сделать это прямо сейчас. Мои опасения развеялись. Зачем мне жить дальше — чтобы увидеть еще один рассвет этого нечистого мира?
— Ну, а если Октавиан явится сам, ты ему поверишь? — спросил Мардиан.
— Нет. Это притворство. Он пообещает что угодно, лишь бы прибрать к рукам драгоценности. Я бы и сама на его месте так поступила. Я понимаю его, как он понимает меня.
Антоний, будучи человеком благородным, никогда по-настоящему не понимал нас — он был слеплен из иного, более чистого материала.
— Для меня нет другого выхода, кроме смерти: пока я жива, горечь и позор поражения неизбывны.
Снаружи стало темнеть. Мы зажгли лампы, предусмотрительно принесенные с собой вместе с вином и фруктами. Продержаться внутри можно довольно долго. В дрожащем свете мой взор обратился к лестнице: я почти надеялась, почти ожидала увидеть спускающегося по ступеням Антония. Его самого или его тень?
Мардиан проследил за моим взглядом и коснулся моей руки.
— Не надо. Ты не должна подниматься туда.
— Только на мгновение.
— Не в темноте. Не сейчас.
Наш разговор был прерван каким-то шевелением снаружи. Послышался стук в дверь. Я встала и направилась на звук. В свете факелов я разглядела, что на сей раз к решетке прижимается новое лицо.
— Я хочу говорить с царицей.
— Кто ты такой?
— Мое имя Корнелий Галл.
Галл. Сочинитель виршей и командир, утвердившийся в Киренаике после дезертирства войск Скарпа.
На сей раз они прислали ко мне военачальника высокого ранга.
— А, знаменитый полководец Галл, — проговорила я. — Ты, наверное, хочешь почитать стихи. Уже написал какую-нибудь оду по случаю взятия Александрии?
— Оставь злые речи, госпожа, — сказал он. — Я пришел с миром. Октавиан, мой и твой благородный друг, протягивает тебе братскую руку…
— Может быть, он твой друг, но никак не мой, — перебила я.
— Ты заблуждаешься на его счет…
И так далее, и так далее. Слова лились рекой — пустые заверения в добрых намерениях. Ничего конкретного. Просто слова, призванные усыпить мою бдительность.
А потом… сейчас… Как это случилось, причем так быстро, мне
И тут сверху донесся шум. Оттуда, где лежал Антоний…
Обезумев от восторга, я обернулась с криком:
— Я верила, что ты вернешься!
Правда ли это? Действительно ли я всерьез рассчитывала, что он снова вернется к жизни и ко мне, побуждаемый волей и желанием, способным пересилить саму смерть? Или это был приступ безумия вроде тех, что одолевают нас при столкновении и истинным и окончательным небытием?
Кто-то спешил по лестнице. Лицо и фигура терялись в тени, а когда я повернулась, чтобы разглядеть его получше, он схватил меня за руки. Конечно же, то был не Антоний. Значит, пора кончать!
Пока я тянулась к поясу за кинжалом, в голове моей мелькали мысли: «Жаль, что это не змея, а всего лишь клинок. Даже здесь я потерпела неудачу».
Неудача, однако, на деле оказалась еще более полной, чем в моих мыслях. Крепкие руки с силой вывернули мне запястье, и меня пронзила острая боль. Я услышала, как ударился об пол упавший кинжал и хриплое дыхание раздалось возле своего уха.
— Ну, что там еще? — послышался голос, и те же руки стали бесцеремонно меня обшаривать. Никогда в жизни никто не позволял себе обращаться со мной таким образом. — Яда вроде бы нет. Все чисто!
Двое мужчин спустились по лестнице и, подойдя к двери, отодвинули засовы. Дверь распахнулась, и внутрь вступил улыбающийся Галл.
— Хорошая работа, Прокулей, — молвил он.
Прокулей? Тот, кому Антоний советовал доверять. Его снова предали, даже после смерти.
Галл уставился на меня, вытаращив глаза.
Только сейчас я сообразила, что почти обнажена: я сама разорвала свое платье, припадая к груди Антония. И я вся в крови — в его крови, вместе с которой вытекала его жизнь.
— Ну и картина! — воскликнул Галл. — Неужели это и есть та роковая женщина, перед кем трепетал Рим?
— Она и сейчас не лишилась боевого духа, командир, так что держись начеку. Я в последний момент успел отобрать у нее кинжал. Пришлось обыскать: а вдруг у нее припрятан и яд.
— Все сделано правильно, — заявил Галл.
Он снял плащ и попытался закутать меня, но я оттолкнула его. Я не хотела, чтобы ко мне прикасалось хоть что-то, принадлежавшее этим людям.
— Я выполнял приказ, — промолвил Галл без особой радости в голосе. — Прокулей, отпусти ее.
Прокулей разжал хватку.
— Итак, вы отвлекали меня разговорами у дверей, чтобы забраться через окно.
Ну конечно, они проникли сюда тем же путем, каким мы втащили внутрь Антония. Возможно, путь им указали следы крови на стене. Надо же, они шли по его следу даже после смерти.