Дневники св. Николая Японского. Том ?I

Святитель Японский Николай Дмитриевич

В шесть часов началась всенощная. Звонить и трезвонить здесь, как должно, и понятия не имеют. Нужно будет прислать Феодора Корнилова поучить. Поют на четыре голоса, и, сверх чаяния, очень сносно, несколько похоже на пение в Коодзимаци. Федор Миното самоучкой дошел до регентства — вероятно, очень способен к сему; жаль, не кем его заместить здесь; ему в Токио поучиться бы регентству следовало. Весьма прискорбно, что миссионеры вольничают в церковном богослужении: вводят разные местные обычаи, тогда как нам нужно здесь вводить только вселенские, те, что в уставах церковных; например, пред пением «Выбранный» при окончании всенощной священник обращается и иконе Спасителя и к ней произносит молитву, потом начинает кланяться сначала одной иконе, потом другой, — и все эти диверсии его на амвоне так странны, ято я не мог не обратиться к нему потом с вопросом: «Да откуда ты взял это? Ведь ты, когда учился богослужению

в Токио, этого там не заимствовал?» — «О. Арсений научил». — «А вы, о. Арсений, откуда взяли?» — «Там–то делается так», — «Ну пусть там и делается, это местный обычай, у нас же должен быть общецерковный». После всенощной сказал проповедь о христианском усердии; объясняя, как проявлять это усердие, не мог не пристыдить христиан за их неусердное жертвование для храма: Церковь была почти совсем темная, мерцавшие две лампадки не могли осветить ее, прочие же не были зажжены из экономии, ибо пред богослужением о. Петр приходил говорить мне, что христиане желают сократить освещение Церкви, так как не в состоянии жертвовать на сие столько, сколько доселе жертвовали.

Тетрадь 3

После службы приходил слепец Иоанн Сайто просить взять опять сына его Александра на церковную службу здесь учителем в миссийское училище. (Итак, этот Александр солгал, говоря что отец его требовал, чтобы он оставил церковную службу, и что он рассорился с отцом из–за этого); сын–де нужен ему здесь как слепцу для помощи, а также и для нроповеди тем, кому он, ходя по домам, как [?]ама успеет внушить желание слушать христианское учение. Я убеждал Иоанна отпустить сына в Тоокейскую катихизаторское училище, куда он так хочет, и обещался ему, когда Александр кончит курс, прислать его на катихизаторство в Хакодате и никуда больше не назначать его; слепец охотно согласился.

Потом было собрание Попечительства, на котором просили позволение вносить в Миссию жалованье священника (вместо высылаемого от Миссии прямо священнику) не в начале месяца, как доселе было, а в конце, когда здесь собирается плата за квартиры в церковных домах, а также делать уплаты за церковные свечи не тогда, когда они берутся из Миссии, а два раза в год; позволено.

Отныне в Хакодатской Церкви при богослужениях заведен кошельковый сбор, а также продажа свечей христианам для ставления пред иконами. Ходит староста (Матфей Кото) с тарелкой во время чтения 33–го псалма при окончании литургии.

10/22 августа 1891. Суббота.

Хакодате и обратный путь в Токио на пароходе «Сацума–мару».

С шести часов утра была обедня, на которой, равно как и на последовавшей затем панихиде, певчие опять почти все пели весьма порядочно четвероголосным пением. На литургии я сказал «о поминовении умерших», причем объяснил (по предварительной просьбе о. Тита), почему и как оно совершается, что если устрояется поминальная трапеза, то она бывает скромная, из блюд скороприготовляемых и безыскусных, как кутья, кисель, блины, что раздается милостыня и так далее.

По окончании Богослужения, уже в десятом часу, ибо поют весьма медленно, христиане собрались проститься и проводить. Между прочим, отыскалась здесь Пинна, девочка из нашей Женской школы в Токио, которую родители сначала просили учить и крестить, а потом совсем неожиданно взяли из школы; я думал, что она так и заглохнет в языческой среде, и каялся, что крестил ее; но жена священника о. Петра неожиданно встретила ее, и ныне она, вероятно, получит дальнейшее христианское научение.

В час дня о. Арсений с христианами проводил меня на судно, в два часа судно снялось. Погода дрянная; вечером почти укачало.

Между немногими пассажирами на судне есть профессор Милне, возвращающийся из двухмесячного путешествия по острову Эзо; две недели он проходил с двумя айнами–провожатыми по таким дебрям в северной части острова, где ни дорог, ни жилья, — питался чем мог, между прочим, растением «фукуи», спал, где пришлось, под наскоро устроенным шалашом. Рассказывает он о необыкновенном богатстве острова серой; говорит, что это едва ли не самая богатая серой местность во всем свете; многие угасшие или дымящиеся вулканы целиком покрыты серой или состоят из серных накоплений; только отсутствие средств сообщения мешает эксплуатировать эти источники богатств, но это ненадолго.

11/23 августа 1891. Воскресенье.

На Сацума–мару и в Огинохама.

В два часа остановились на рейде в Огинохама, чтобы простоять по поводу нагрузки до утра.

Капитан любезно предложил свезти на берег; там я нашел, что Васса Накая с отцом Сато и матерью ушли за чем–то в С[?];

но вышла встретить тетка ее, католичка; в их доме я видел красиво убранную языческую божницу, и внизу пятеро детей; два мальчика и две девочки Сато и девочка тетки, также старика — отца Сато. Итак, в доме три веры: православная, католическая и буддийская, что почти значит: в доме никакой веры, ибо если бы Васса была хорошая христианка, то языческой божницы, вероятно, уже не было бы и так далее. Нашел еще христианку Феодору Такахаси, молодую женщину замужем за язычником, так же, как и Сато, служащим в компании «Юсен»; она училась шитью в школе Софии Накагава и там сделалась христианкой. Был еще здесь христианин, старик, работавший у продавца тушниц (которые здесь — с искусственно вкрапленными ракушками), но ныне ушел домой в другое селение. Феодора и католичка проводили меня на судно.

Вечером на судне совершенно неожиданно нашлась старая знакомая; красивая японская дама в европейском платье, жена профессора Милне, как сказали мне прежде, останавливает меня и спрашивает: «Не был ли я в Хакодате лет двадцать семь тому назад?» — «Был». — «Так это вы давали мне конфекты, когда я была маленькая; я дочь бонзы из Гван–дзёодзи, в Хакодате». Действительно, я припомнил, что у того бонзы, моего хорошего знакомого, к которому я приходил знакомиться с сектой мактосиу, была маленькая красивая дочка. Она мне рассказала печальную участь семейства: отец отдал свою землю 2000 цубо кумирне Нисихонгвандзи — с тем, чтобы ежегодно получать пенсию и чтобы для его семейства выстроен был дом; но ничего этого не сделано, и семейство нищенствовало; между тем отец помер, два старшие брата тоже, и один из них три года страдал сумасшествием, прежде чем помереть; теперь у нее осталось два брата, из коих старший начал тяжбу с Нисихонгвандзи и вернул обратно семейству хоть 1000 цубо, на которых теперь и думает строить свою самостоятельную кумирню. Жена она Милне, видимо, незаконная, ибо смутилась при упоминании о муже. Бедная, до какого положения иногда доводит преимущество красоты!

12/24 августа 1891. Понедельник.

На Суцумару, на пути в Токио.

Профессор Милне показывал карту своих путешествий по Эзо. Между прочим, он рассказал, что видел множество землянок на Эзо, таких, какие видел на всем протяжении Курильских островов и в каких жили наши курильцы, ныне поселенные на острове Сикотане; он видел этих наших курильцев лет десять тому назад еще на прежнем их месте, на острове у самой Камчатки; они были совершенно довольны своим положением; питались рыбой, мясом и овощами, и на рис, привезенный им, тогда взглянули как на нечто ненужное им, как на предмет […]. Но замечательно, что все землянки, виденные Милном как на Эзо, так и на Курильских островах, ныне необитаемые. Положим, с Курильских островов обитатели переселились в русские владения при передаче сих островов японцам, в общем, на Сахалин; но курильцы, значит, обитали прежде и на Эзо и вытеснены оттуда айнами, которых поместили на север японцы. Значит, айны и курильцы, если и одного племени, то далеко разошедшихся друг от друга родов. — На Сикотан переселены курильцы, кажется, из двух мест, в которых остались под японским благодеть покровом.

Завтра утром в шесть часов Сацума мару обещает быть в Йокохаме. Итак, 1В (25) августа 1891 года путешествие мое на север кончается.

1891 год

4/16 сентября 1891. Среда.

В седьмом часу, утром вышел на станции в Оосака. Сверх всякого ожидания, встретили довольно многие, в числе их — врач Петр Сираи. По прибытии в церковный дом я объяснил, что ныне еду в южные Церкви, и в Оосака только мимоходом, чтобы попасть на самый первый отходящий в Нагасаки, или еще лучше прямо в Кагосима, пароход. Полезно было повидаться с о. Иоанном Оно, чтобы поговорить ему о Нагоя, Церковь которой, быть может, перейдет в его ведение. Телеграммой вызван был из Сайкёо Павел Морита, ныне направляемый для проповеди в Нагасаки; впрочем, он остался на день в Оосака, чтобы взглянуть на город и немного познакомиться с Церковью; со мной ныне ехать не было особой нужды, ибо сказали, что пароход, на котором я могу отправиться сегодня в Нагасаки простоит всего два часа, так что я не успел бы съездить на берег, чтобы представить Морита нашему консулу и прочее. Во втором часу отправился на пароход «Синаногава», стоявший в устье реки. О. Оно, Сирай с женой, еще язычницей, семья Ямамото (Сендагая) и прочие провожали и осматривали пароход, взобравшись на него чрез грузовое отверстие.