Дневники св. Николая Японского. Том V
Шрифт:
1/13 сентября 1899. Среда.
Петр Такахаси, катихизаторствовавший до Собора в Мориока, переведен в Куроиси, потому что из–за лености совсем потерял уважение христиан в Мориока. А теперь о. Борис пишет, что в Куроиси он окончательно скомпрометировал себя, так как вместо проповеди занимается распродажею акций какого–то горнопромышленника, для чего он из Куроиси совсем ушел, написав лишь о. Борису, что на месяц по болезни должен отлучиться. О. Борис просит поручить Церковь в Куроиси надзору ближайшего проповедника — Иоанна Котера, в Хиросаки. Так и сделано. А к о. Борису написано: не исключить ли совсем Петра Такахаси из числа проповедников?
2/14
Моисей Мори, катихизатор в Сакари, пишет, что выздоровел от тифа. Слава Богу за это! А жена у бедного померла тифом (от ней и он заразился), и младшего из своих двух малюток, требующего еще груди, он должен был отдать в Кесеннума в дом одного христианина.
3/15 сентября 1899. Пятница.
Между сегодняшними письмами — письмо одного христианина из Сакари, благочестивейшее, наполненное текстами из Священного Писания, и убеждающее «отворить шире двери Катихизаторской школы: принимать учеников не только в начале девятого месяца, но и в другое время». А учеников и к девятому месяцу ныне явилось всего двое, и те — совсем не ученые, негодные для школы, принятые лишь в надежде — авось для проповеди в деревнях в два года сделаются способными. — Плавать по воздуху в мечтах легко!
4/16 сентября 1899. Суббота.
В один час было отпевание старика Никодима Сёодзи соборне с хором певчих; на кладбище в Аояма провожали в облачениях два священника и прочие. Все это старик заслужил, будучи много лет учителем и гувернером в Семинарии. Но едва его не похоронили по–буддийски; умер он в Сакура у сына, офицера, на погребение прибыл из Фукуока, на Киусиу, другой сын — офицер, и оба они — язычники — очень сильно настаивали на буддийских похоронах; едва отстоял христианское погребение третий сын, хотя тоже язычник, но более образованный как служащий по дипломатической части; он и в Церковь явился в своей парадной одежде — шитом мундире, тогда как офицеры были одеты в простые киримоны, один даже с босыми ногами. Еще сын — кандидат Сергий Сёодзи, беглец с церковной службы, служит при консульстве во Владивостоке и на погребении не мог быть.
5/17 сентября 1899. Воскресенье.
Утром, до Обедни, повздорил с о. Павлом Сато: требует, чтобы Акила Ивата вернулся в Иокохаму — и горюшка нет ему, что тогда Церковь в Каназава совсем заброшена будет — тогда как можно в Иокохаме поместить лишнего здесь, в Токио, Иоанна Акаси, а Акилу оставить в Каназава.
Пред Обедней крещено восемь человек, взрослых и детей, из Асакуса и Воодзи.
После обеда, с двух часов, отправился в Посольство поздравить посланницу и ее дочь с днем Ангела и повидаться с ними после долгого отсутствия их в летние жары. Посланник снабдил для прочтения своей запиской, поданной Императору при назначении сюда; посланница — множеством иллюстрированных иностранных газет.
Вечером получено письмо о. Вениамина, в ответ на мое, и фотография его, согласно моей просьбе в письме к нему, также удостоверение Преосвященного Иннокентия, Благовещенского Епископа, что о. Вениамин благонадежен для миссионерства. Fiat! Дай, Боже, чтобы это был тот, о котором я неустанно молюсь!
6/18 сентября 1899. Понедельник.
Утром послал телеграмму в Петербург:
Peterburg Synod Sabler
Proshu ispolnit prosbu igumena Veniamina о naznatchenii siuda Nicolai
Стоила 24 ены 96 сен.
Прочитал записку барона Розена. Замечательно умная и дельная; ясно доказал, что нам ссориться с Японией из–за Кореи нельзя, иначе Япония, соединившись с Англией, раскатает нас здесь, так как наш флот соединенным двум флотам противустать не может; в соединение же
7/19 сентября 1899. Вторник.
Утром послал телеграмму о. Вениамину следующего содержания:
Blagovtschensk Inspektor Seminarii Veniamin
Telegramoi poprosil naznatchit vas siuda Nicolai
Стоила десять ен.
В Хакодате был большой пожар; из наших христиан три дома совсем погорели, семь — успели спасти кое–что. Послал первым по четыре ены, вторым по две.
Был пресвитерианский «minister» Хосокава, спрашивал об организации Православной Церкви. Рассказал и дал ему перевод Каноники. Изумительно неведение о Православной Церкви, даже вот таких, которые, по–видимому, должны бы иметь не узкое религиозное образование! Что Царь — папа русской Церкви, что всякий японец, принимающий православие, топчет изображение Микадо и делается с того момента рабом русского Императора — все это для него аксиомы, и он таращит глаза, когда слышит опровержение. Как рассеять этот непроглядный туман, напущенный инославными и облегающий Японию? Миссия издает книги и старается распространить их, ее проповедники рассеяны по всей Японии — что больше может она делать? Ничего. Надежда только на Божью помощь и путь Промысла.
За всенощной, пред завтрашним праздником, было весьма мало христиан из города. Молились и двое русских, по–видимому, купцы.
8/20 сентября 1899. Среда.
Праздник Рождества Пресвятой Богородицы.
Утром дождь; оттого, должно быть, в Церкви из города народа еще меньше было, чем за всенощной.
О. Василий Усуи прибыл из Ициносеки вместе со всей семьей — шесть человек детей, кроме малыша–семинариста, старшего из них; завтра отправится на место службы — в Одавара. Церковь свою в Ициносеки и Яманоме сдал катихизатору Петру Кураока. Христиане тамошние при нем закончили дело, которое начали прежде, при его участии, о покупке земли под постройку Церкви: купили огромный участок между Ициносеки и Яманоме, весьма удобный для постройки Церкви — совместной христианам обоих сих городов, почти соприкасающихся один к другому.
Из церковной кружки была сегодня высыпка: сто двадцать одна ена, но из сей суммы сто язычника Кооно, и прежде опускавшего в кружку свою обычную дачу — по десять ен. Что за человек сей Кооно? Не могу понять. Толковал ему о Боге, о Спасителе — на все улыбается и кивает головой; предлагал катихизатора к нему для вящего научения — отказывается принять. Был здесь в Пасхальное богослужение, особенно был тогда обласкан мною — дан ему человек, который бы все объяснил ему и позаботился бы о нем среди многолюдной сутолоки, но ушел, отдохнув утром, не простившись. Верует он в Единого Бога — это он всем говорит — но до Спасителя, кажется, не достиг и дальше идти в своем религиозном сознании не желает, а так усердно жертвует! По–видимому, у него правило есть, быть может, обет, опускать в соборную кружку в известные периоды времени по десять ен; но из какого источника сие проистекает — вполне чистого или нет — не дает он уразуметь это; лицо у него светлое и умное; слушает, что говоришь ему, и улыбается, но сам почти ни слова. Оттого–то у меня чувство скорей неприятное получать его пожертвования, что и сегодня ощущал.
9/21 сентября 1899. Четверг.
Утром в девять часов о. Василий Усуи с своим многочисленным семейством отправился в Одавара.
После обеда пришли два балбеса из Идзу — якобы представители всех тамошних христиан — требовать, чтобы к ним был отправлен священником опять о. Петр Кано. Один из сих Михей, которого я знал младенцем, младший брат Арсения Ивасава, ныне приемыш Моисея Исии, этого старого негодяя, мучащего всех там. Больше полчаса хладнокровно слушал все одно и то же: