Дневники
Шрифт:
— А больше всего боится, чтоб его в банно-прачечную не выбрали!
Сообщение о прорыве укрепленной немецкой полосы в направлении Новгород—Псков. Слухи, ходившие в последние дни, о нашем наступлении на севере, о взятии Ржева, Вязьмы и подходе к Смоленску, как-то косвенно, оправдываются.
Сегодня подморозило, но мало — градуса 3—4.
Много писем от наших, из Ташкента: Комка эмпирически опи-
277
сывает, что видит; Мишка подсмеивается и мечтает; Тамара приказывает Татьяне и, отчасти, мне.
3. [III].
Иду гулять. Поднимаясь из-за болота на мост, увидел город на фоне серого вороха неба. Вижу — боже ты мой, а ведь здание Библиотеки Ленина выше всех! Выше Университета, Кремля... И похоже оно на книгу, поставленную ребром и весьма запыленную и давно не читанную.
Не знаю, потому ли что смотрел на Библиотеку, словно бы запыленную, и странный клочковатый рисунок домов, я вспомнил свои юношеские стихи. Написаны они под Блока, напечатаны были в одном номере газеты, единожды в жизни моей мной редактируемой, номере, который я сам набрал, сам весь написал и сам продавал (очень плохо), номере, не уцелевшем совсем! Пожалуй запишу эти стихи из газеты “Согры”, а то опять забуду:
“На улице пыль и ветер,
И треск колокольного звона.
Одно только я заметил —
Пронесли Чудотворную икону.
Две старушки, перекрестясь,
Оправили полушалки.
Город наш,— нищенский князь,—
Смотрит печально и жалко.
Мне ли в краю чужом,
Верить вчерашнему сну?
Я же давно пробужден.
Я же противлюсь ему!”274
Перепечатывал рассказ “Честь знамени”. В газете “Труд” напечатан мой очерк275, искромсанный, конечно. Писатель я, должно быть, с ворсом, да не в ту сторону — и не блестит, и не греет.
Над чем смеялись великие сатирики мира? Во Франции, Рабле — над обжорами, пьяницами и щеголями. В Англии, Свифт — над людским тщеславием и самомнением. В Испании, Сервантес — над попытками перестроить мечом мир. А у нас в России? Салтыков-Щедрин — над бюрократией. И старик был прав. И поныне бюрократы, как прачки, стирают, чистят, катают и гладят нас, думая вымыть добела.— А Козьма Прутков? До войны выдержал 15 изданий.
278
Прибежал молодой человек, спросил Татьяну. Я говорю — ее нет.— “Мы с ней сговорились блины сделать. Можно у вас муку и масло оставить?” — “Оставляйте”,— говорю. Пришла Татьяна. Я ей говорю о посылке. Она:
— Вот нахал! Я ему сказала — позвонить. Нет, я ему верну это, а то потом не отвяжешься.
Взят Ржев: пистолет, приставленный немцами к виску Москвы.
4. [III]. Четверг.
Бажан назначен Зам.пред.Совнаркома УССР, а П.Тычина — Народным комиссаром просвещения. Надо думать, что это значит — хотят несколько “спустить на тормозах” то настроение, которое возникает после прихода не армии, а идущих за ней бюрократов, которые губят человека не за понюшку табаку.
В Клубе нам решили выдать вместо той бурды, которую я получаю, сухой паек. Таня бегала пять дней, а сегодня ей грубо говорят:
— Всеволод Иванов не получит... Может быть, в следующем месяце. Пусть берет обеды!
Если бы не поддержка “Гудка”,
Перепечатывал рассказ.
Железная дорога между Ржевом и Великими Луками освобождена полностью — значит наши спускаются к Смоленску.
Никулин сказал, что Комитет по Сталинским премиям хочет дать премию Пастернаку, за переводы. Это все равно, что типографщику платить не за все издание книги, а за то, что хорошая краска.
Существует Институт Мирового хозяйства. По дипломатическим соображениям, трудов своих ученых он печатать не может. Тем не менее, для стеклографа, для какой-то группы лиц,— заказано 30 работ ученым о мировом хозяйстве. Хоть бы нам так!..
279
5. [III]. Пятница.
Посетил семью Гастелло. Два раза был в партизанском штабе — видел и разговаривал с четырьмя партизанами, а также читал очень интересные письма партизан, которые, небось, так и погибнут в архивах. Некий полковник Фадеев, из тех сорокалетних кавалеристов, которым везде тесно, стремился показать мне — все: письма, новые типографии партизанских отрядов (в двух чемоданах, с кассой, вешающейся на груди, причем вместо отделений для литер у нее мешочки, в результате чего касса похожа на груди той буддийской богини, у которой штук сорок сосков), рацию. А вообще-то ему хочется поохотиться на Кубани, выпить — он весь татуирован и на тыльной части руки его высечено “Саша”; офицер, выписывающий пропуска, тоже татуирован, вообще нравы здесь полегче, чем где бы то ни было. Вот в литературе бы нам организовать партизанский штаб!
Татьяне, в ин-радио, сказали:
— Вот, не хотите ли быть редактором?
— А в чем мои обязанности?
— Будете получать от переводчиков материал, сверять его с оригиналом и класть в папки,— с почтением — для передачи вышестоящим.
— Это канцелярская работа, при чем же тут редактура? Обиделись:
— Но ведь вы можете перепутать и за это будете отвечать.
6. [III]. Суббота.
Написал две статьи: о Гастелло и о партизанах276. Устал, лег спать и спал три часа.
7. [III]. Воскресенье.
Отдыхал. Ходил к Пешковым, на блины. Дочки Надежды Алексеевны мечтают быть киноактрисами. Трауберг277, кинорежиссер, весь начиненный иностранными сюжетами рассказов и романов, равно как и группой жестов: Бестер Китон, 10 минут раздевающийся в купальной кабинке, 2 ордена. Какой вздор!
Взяли Гжатск.— Сталин — маршал.
Моя статья не могла быть напечатанной в “Известиях”, потому что не нашли начальника партизанского штаба, который должен дать визу.