Дни и ночи Невервинтера. Книга 2
Шрифт:
Дурман Солы подавлял волю, но не сшибал с ног, и оказался очень длительного действия. На случай, если действие яда закончится, у Эйлин имелся целый арсенал средств, чтобы сделать пленника шелковым. Техникой очарования примитивных существ владеет любой мало-мальски приличный бард. Таким образом, транспортировка пленного в лагерь с завязанными глазами не представляла проблемы. В пути он почти все время молчал, лишь изредка кряхтел и что-то нечленораздельно бормотал. Эйлин уже засомневалась, умеет ли он вообще говорить по-человечьи — уж слишком дикий у него был вид. Но ее сомнения
— Куда прете, черти плюшевые!
Переглянувшись с товарищами, Эйлин, довольная, подняла большой палец, мол, не зря с ним возились.
Со временем, действие дурмана прошло, а пленник не пытался освободиться и не проявлял недовольства. Он оказался общительным, и, осмелев, стал, вместо невнятного бурчания, выдавать разного рода информацию, вполне, впрочем, бесполезную, из серии «что вижу — то пою». Точнее было бы сказать «что слышу — то пою». Слух и обоняние у таэра оказались отменными, и повязка на глазах нисколько не мешала ему двигаться и ориентироваться. Его разговорчивость напоминала разговорчивость ребенка, недавно выучившегося связно говорить. На все он давал подробные, развернутые комментарии, но не все из того, что он говорил, было понятно.
В шатре его усадили, развязали глаза, и он первым делом стал вертеть головой и осматриваться. Попытался почесаться, но мешали связанные руки. И, покосившись на Солу, молча разводящую огонь под котлом, недовольно изрек:
— Жарко.
— Переживешь.
На этом их общение закончилось. Сола предоставила пленника Эйлин и Нивалю, сама же решила заняться приготовлением ужина. Пленник вздохнул и заерзал на месте, пыхтя, шевеля бровями и глядя на своих пленителей, усевшихся перед ним и обдумывающих, с чего начать разговор. Его небольшие круглые глаза, спрятанные под нависшими бровями, были живыми и любопытными, как у ребенка, а мимика, отчасти заменявшая речь, очень богатой. Решив, видимо, что у Эйлин он найдет понимание, таэр протянул ей связанные руки и хрипло проговорил:
— Броди не дурак. Броди один, человеков много. Человек задавать вопросы, Броди отвечать. Если Броди плохо отвечать, вы его убить, — он снова покосился на котел, — и съесть. Если Броди хорошо отвечать, вы его кормить, поить и отпускать домой.
— Насчет отпускать домой — это мы еще посмотрим, — заметил Ниваль.
— А почему ты решил, что мы будем задавать вопросы? — Спросила Эйлин, освобождая пленника.
Кивнув в сторону Солы, таэр ответил:
— Броди не дурак. Женщины-воины ходили в Скрытый Лес.
Ниваль мельком взглянул на Солу, которая сидела к ним спиной и слушала разговор. Было заметно, что при этих словах она напряглась.
— Надо же, как интересно, — пробормотал он и спросил: — А тебя, стало быть, зовут Броди?
— Броди Сердитая Гора.
— Сердитая Гора? — Переспросила Эйлин.
— Когда Броди был маленький, Гора сердилась. Но Шаман говорил: не убегать. Много таэр умерло. И Шаман умер. Броди остался.
— Аааа… понятно, — протянула Эйлин, представляя, какая, должно быть, драма скрывается за этой нехитрой, монотонно
— Значит, вы пришли с гор, — уточнил невпечатлительный Ниваль, возвращая разговор в русло допроса.
Пленник молча кивнул и облизнулся, глядя на манипуляции Солы. Та уже вовсю колдовала над котлом. Достав из жестяного сундука мешочек с травами, она бросила щепотку в кипящее масло и помешала. Запахло розмарином и чесноком. Следом пошли куски замаринованной с утра птицы и картошка.
— Вкууусно, — протянул Броди.
— А ты в чужой котел не заглядывай, — отрезала Сола.
Таэр опустил глаза, засопел и снова забубнил свою любимую присказку:
— Броди не дурак…
— Мы это уже знаем, — перебил его Ниваль. — Скажи, чего вам на своей горе не сиделось?
— Костлявый Хоб пришел. Сказал: долг отдавать. Сказал: воин надо.
— Что за Костлявый Хоб?
Не отрывая вожделеющего взгляда от котла, Броди нехотя загудел:
— Броди тогда еще не было. Дед говорил. Голодно было, места плохие. Костлявый Хоб пришел и говорит: иди за мной. Шаман обрадовался и говорил: крыша надо, пища надо, воин надо, женщина надо — приходи. А Костлявый Хоб говорил: ты передать своему сыну, твой сын передать своему сыну. Когда надо — приду.
— Хм. Если я правильно понял твое ворчанье, у твоего племени был договор с неким Костлявым Хобом. А кто он такой?
— Похож на хоба, только костлявый, — ответил Броди и, увидев недовольство на лицах, усиленно наморщил лоб и, подумав, добавил: — Доспех красивый и большой топор.
Ниваль переглянулся с Эйлин и красноречиво кашлянул.
— Броди, ты хочешь сказать, он похож на хобгоблина, но не хобгоблин? — Мягко спросила Эйлин.
— Угу. Хоб. Только костлявый.
— Нежить, что ли?
Тот пожал плечами.
— А чего ему от вас надо было?
Броди принюхался к нестерпимо приятному аромату жаркого, почесал голову и сделал вид, что думает.
— Ты говори, не отвлекайся, — Эйлин пощелкала пальцами у него перед носом. — На еду ты пока не заработал.
Таэр вздохнул и вернулся к уже порядком утомившему его разговору.
— Племя хотело его убить, но у него много колдунов. Он говорил: война будет, таэр нужен. Морозная Дева так хотеть. [1] Много еда будет, много снег будет. Морозная Дева довольна, таэр довольный.
1
Морозная Дева — темная богиня холода Аурил, которой поклоняются таэры.
Он хитро улыбнулся, обнажив крупные и удивительно белые зубы и прикрыл огромными руками лицо.
— Таэр на снегу — как серый дворф на камне. Охота — хорошо.
— А вы на дворфов охотитесь? — Передернувшись, поинтересовалась Эйлин.
Броди поморщился.
— Дворф невкусно, человек — невкусно. Это когда совсем голодный. Эльф — тоже дрянь. Курица лучше. У таэр курица нет, у человека много.
— Все с вами ясно, — с отвращением процедил Ниваль, — вояки.
Броди подумал и помотал головой.