Дни испытаний
Шрифт:
Страна постепенно оправлялась от ран, нанесенных войной. Вставали из-под обломков разрушенные города, росли корпуса многочисленных заводов, новые плотины перегораживали стремительное течение рек, на полях шелестели колосья обильных урожаев. Новые мысли воплощались в линии технических чертежей, в цехах строились сложные машины, непрерывным потоком лилась расплавленная огненная сталь в узкие замкнутые формы. Восстанавливались железнодорожные пути, двигались груженые составы, и каждый новый день приносил новые победы в громадном созидательном труде.
Героику войны сменила героика будней.
В один из воскресных дней начинающейся осени, когда солнце еще светит
У одного из одноэтажных домиков военный остановился и вынул из кармана записную книжку. Убедившись, что это именно тот дом, который он отыскивал, он шагнул на крыльцо и надавил кнопку звонка.
Ему открыла женщина. Она с удивлением взглянула на человека, показавшегося ей незнакомым, и вдруг, узнав его, радостно вскрикнула и, схватив за руку, потащила за собой. Не давая ему вымолвить ни слова, она звонко и весело кричала в комнаты:
— Борис, скорее иди на помощь!.. Скорее же! Смотри, кого я веду!.. Да скорее же, а то он упирается!..
В прихожей навстречу им вышел мужчина в простом домашнем костюме, Это был Ростовцев.
— Ветров?.. — воскликнул он, словно не веря своим глазам. — Юрий? Какими судьбами?.. Ах, чорт возьми, как здорово, что ты приехал! Ну, пойдем же скорее...
Он подхватил гостя под руку, и несколько сконфуженный бурным приемом майор медицинской службы под дружеским конвоем Бориса и Тамары был доставлен в комнаты и усажен на диван, На него посыпались десятки самых разнообразных вопросов. Не будучи в состоянии ответить на них одновременно, он улыбнулся и, наконец, произнес:
— Это же бессовестно. Сначала вы хотели меня замучить марафонским бегом, а теперь добиваете словесными залпами. Дайте хоть отдышаться!..— Он несколько раз вздохнул нарочно глубоко и потом рассмеялся: — Ну, теперь спрашивайте, только поодиночке.
Борис рассмеялся вслед за ним и подошел к Тамаре:
— Мне кажется, нужно чем-то отметить нашу встречу. Ты что-нибудь сделаешь?
Тамара кивнула и вышла. Ветров проводил ее взглядом и сделался серьезным.
— Итак, ты зажил теперь счастливой жизнью семьянина?— спросил он, когда Борис сел рядом.
— Кажется, да.
— Тебе повезло. У тебя замечательная подруга. Тебе повезло, как всегда.
— Я согласен с тобой, — ответил Борис. — Мне, действительно, повезло, но... — он покачал головой, — но не как всегда. А ты? Все холост?
— Все холост... — отозвался Ветров.
На некоторое время они замолчали. Обилие вопросов, которые им хотелось задать друг другу, как-то внезапно исчезло, оставив после себя нечто похожее на стеснение. Ветров, откинувшись к спинке дивана, медленно осматривал комнату, вглядываясь подолгу в каждый предмет, и припоминая, что все вещи, стоявшие здесь, были ему знакомы. И рояль, и стол, и этажерку с нотами и кресло, — все это он когда-то видел. И, однако, это был уже другой город, другой дом, другая комната и вещи эти стояли
— А где Рита? — спросил он, сам не зная, почему ее имя пришло к нему в голову.
— Не знаю, — ответил Борис безразличным тоном.
Они опять замолчали, думая об одном и том же.
Ветров сбоку смотрел на Ростовцева, но смотрел не на лицо, а ниже — на шею. Там едва заметной белой полоской тянулся рубец, начинаясь почти от края хряща и доходя до воротника рубашки.
— Ты не баловал меня письмами, — заговорил после паузы Борис, — и я почти ничего о тебе не знаю. А между тем за это время ты, кажется, многое успел, судя вот по этим предметам... — Он дотронулся рукой до одной из его орденских ленточек с белой полоской посередине: — Ведь это Красное Знамя?
— Да.
— За что ты получил его?
— За работу... — лаконично ответил Ветров.
—- Скромничаешь. Наверное, ты выкинул какую-нибудь отчаянную штуку.
— Я не выкидывал ничего отчаянного, — возразил Ветров. — Я разработал свой метод сосудистого шва, и им стали пользоваться другие. Сейчас у нас уже достаточно фактического материала, и меня командировали на съезд армейских хирургов. Вчера я приехал в Москву и, вспомнив, что ты живешь неподалеку и приглашал меня после войны, решил прокатиться к тебе в гости. Завтра начинается съезд. Мне дали десять минут, и в эти десять минут я должен уложить то, что сделал за три с половиной года. Я должен рассказать о всех 186 случаях сосудистого шва, которые я прооперировал лично и которые имел возможность наблюдать до самого выздоровления. Всем этим больным мой метод оказался весьма полезен, потому что без него добрая половина из них лишилась бы своих конечностей. И я думаю, что эти 185 человек не должны на меня обижаться!
— А сто восемьдесят шестой? — спросил Ростовцев. — Он разве обижен?
— Сто восемьдесят шестой — это я сам... — Ветров засучил левый рукав. На четверть выше сгиба кожу его мускулистой руки изуродовал зигзагообразный рубец. — Вот смотри...
– — Ты был ранен? — воскликнул Борис.
Ветров оправил китель.
— Это ранение, — продолжал он, — я получил во время налета немецких бомбардировщиков на наш медсанбат. Господа немецкие ассы, как тебе известно, считали палатки с красными крестами очень удобными объектами для испытания своей неимоверной храбрости. Осколком бомбы мне перебило в этом месте плечевую артерию и повредило кость. По всем правилам после такого ранения мне следовало распрощаться с рукой. Положение создалось отчаянное. Я попросил своих сослуживцев-хирургов сделать мне самому точно такую же операцию, какую я делал своим подопытным собакам, работая в госпитале. Я попросил их сшить мой сосуд моим же методом. И вот теперь сто восемьдесят шестой больной, как видишь, тоже не имеет оснований жаловаться на изобретателя новой методики. Но благодарить самого себя как-то не принято, и поэтому об этом случае я, обыкновенно, умалчиваю. Вот тебе пока и вся моя трехгодичная биография.
— А что ты собираешься делать дальше?
— Дальше?.. — задумчиво переспросил Ветров.— Дальше я буду писать диссертацию. Литература у меня подобрана. На оформление потребуется еще полгода, но мне кажется, что будет лучше, если я уложусь в три месяца. А защитив ее, я буду работать над тем, что зову пока мечтой. И мне очень хочется, чтобы эта мечта превратилась в обычный жизненный факт. И еще мне хочется, чтобы это было сделано нашими русскими людьми, нашими русскими учеными. Я верю, что так и будет!