Дни испытаний
Шрифт:
Но в силу вступил успокаивающий спасительный автоматизм работы. Все делалось как-то само собой, свободно и легко, как у Аллы Петровны, работой которой Нина еще недавно так восхищалась. Эклер, трубочки, наполеоны, корзиночки с кремом нужных сортов, печенье и конфеты, экономя Нинины движения, сами просились в руки. Чашечки весов, словно извиняясь за свою былую строптивость, выравнивались с быстротой хорошо обученных солдат.
Вдруг вспомнился тенорок Алексея Никандровича: «Человек-то, он как поезд. Что бы внутри ни делалось, а он идет и идет».
Нина была довольна, что нет Аллы
— Слышала, в четвертом-то продуктовом, который на Потоке, двух продавцов сняли да еще судить хотят. Проторговались дуры, недостача.
Раза два, а то и три в день незаметно оказывалась возле Нининых весов, смотрела, как она отпускает покупателей, уходя, взглядом или вздохом выражала свое неодобрение. Иногда принималась ругать покупателей:
— Уж я-то их знаю. Каждого вижу, что у него под кожей. Давай им и давай! Ненасытные. Думаешь, их накормишь? Никогда! Это же прорва. А как куражатся над нами? Нам даже ответить нельзя.
…И опять Нина не заметила, как заведующая оказалась рядом. «Приехала уже!»
Улучив удобный момент, Алла Петровна незаметно для покупателей бросила на Нину горестно сочувствующий взгляд. Его можно было истолковать: «Жаль тебя, дурочка! Спохватишься, поздно будет».
Нина только поправила выбившиеся из-под шапочки волосы, И ей показалось, что они стали жестче и даже прямее. «Ничего, я как поезд. Иду по рельсам».
Крушение, как чаще всего бывает с крушениями, произошло неожиданно. Причина его, как тоже обычно выясняется позднее, оказалась случайной и незначительной.
— Девушка, мне нужен небольшой торт и двести граммов, нет, пожалуй, полкило шоколадных конфет.
Покупательница изо всех сил стремилась быть томной, усталой, пресыщенной благами жизни и уж, конечно, безразличной к таким мелочам, как торт и шоколадные конфеты. Женщина далеко не первой молодости, она почему-то возлагала неоправданные надежды ка свою длиннющую жилистую красноватую шею. То и дело лебединым движением вытягивала ее над прилавком или по-детски капризно клонила набок. Говорила она, жеманно растягивая слова, а это с виду небрежное, но уж, конечно, заранее подготовленное «нет, пожалуй, полкило» произнесла чуть не по слогам.
Нина помнила слова Юрия Филипповича: «Нужно уметь у покупателя настроение поднять, нужно к каждому подойти». Но тут, очевидно, дело не в настроении. К этой не то что подойти — к этой ни на какой кривой не подъедешь!
— Ассорти подойдет? — предложила Нина.
Усталое молчание.
— «Белочка», «Мишка на севере», «Грильяж»?
— Пожалуй, именно «Грильяж», а можно и «Белочку» или «Мишек». Ах, да впрочем, не все ли равно!
— Может быть, по сто граммов разных сортов?
— Ах, я же вам сказала — все равно, — ворковала покупательница. Она вела себя, как избалованная красавица, которую
Нина перешла от слов к делу. Но когда пакетик с четырьмя сортами конфет был готов, услышала:
— Ах, вы сделали смесь. Зачем же смесь? Я не люблю смесей.
Прядка волос выбилась из-под шапочки, растерянно заметалась. «Товар смешан». И тут же решила: «Ничего, разберу по фантикам». Она уже научилась называть конфеты товаром, но еще не разучилась мысленно называть обертки фантиками.
— Какие же вы берете?
— Право, не знаю.
Жилистая шея сделала лебединое движение над прилавком. Потом голова почти легла на костистое плечо.
— Послушайте, а побыстрее нельзя? — загремел вдруг рассерженный бас.
Нина посмотрела на свою мучительницу с мольбой и укоризной. Но та не реагировала на чьи-то неуместные выкрики. Весь ее вид говорил: «Ах, я выше этого, я не обращаю внимания на подобные мелочи».
Нина хотела было обратиться к стоящей за привередливой покупательницей терпеливой старушке, но в уши лез все тот же жеманный голос:
— Может быть, сначала выберем торт, потом конфеты.
— Могу предложить только такой, — Нина указала на витрину, радуясь, что торты не успели подвезти и в продаже был один сорт. «Иначе эта мымра меня бы совсем замучила».
— Ах, пусть будет такой.
Нина сбегала к холодильнику, ловко извлекла из него торт, стала укладывать в коробку. Шея вытянулась над прилавком.
— Ах, он мне что-то не нравится.
— Других сортов нет.
— Пусть будет такой же, но только не этот. Я не хочу этот.
До страсти захотелось Нине показать этой мымре нос или фигу. Но ведь она отвечала не только за себя, а еще и за Гришу, который вырос из своего костюмчика, который утром голодными глазами ел рябые ватрушки. Нина только едва заметно пожала плечами. Схватила торт и понеслась к холодильнику.
— Нина!
Услышала поспешные шаги за спиной.
— Дай-ка мне торт, — Алла Петровна взяла из ее рук коробку. — Я сама выберу. Иди сюда, смотри, как надо выбирать, — громко поучала заведующая.
Она отворила холодильник, наклонилась, но даже не выпустила из рук коробки, только повернула ее другой стороной и молча, с серьезным лицом подала Нине.
— Ах, почти то, но все-таки не то, все-таки еще не то.
Почему эти люди не понимают, что ей нужно. Ах, как мало людей с настоящим утонченным вкусом!
Нина снова бросилась к холодильнику. Алла Петровна спокойно ждала ее там. Теперь коробка приняла первоначальное положение.
— Вот, вот, — обрадованно воскликнула дама. — Это как раз то, что надо!
Длинный костистый стан ее был откинут назад, руки в белых перчатках расставлены ладонями наружу. В эту минуту она любовалась художественным произведением, созданным не без ее участия, не без ее вдохновляющих советов.
— Именно то, именно то! Очаровательно, очаровательно.
И, забыв или сделав вид, что забыла про конфеты, она величественно направилась к кассе.