Дни испытаний

Юдалевич Марк Иосифович

— Да.

— Что, например?

— Ну, Грише скоро нужны ботиночки, костюмчик.

— А долго вы откладывали двадцать семь рублей?

— Да все время, как папа умер. Только не получалось.

— Вот видите, вы откладывали все время, как папа… — прокурор счел бестактным повторять это «умер». — Откладывали в течение нескольких месяцев. Значит, вы представляете, как это нелегко. Где же вы намерены были взять деньги на остальные покупки?

— Скопить.

— А сумели бы?

— Не знаю.

— Не знаете, и в то же

время делаете такой подарок Горному и угощаете подруг дорогими конфетами, и добавляете деньги на туфли. И они ведь тоже не первая необходимость, — с досадой заканчивает прокурор. — Вот и возникает сомнение — не появился ли у вас более легкий источник дохода.

Стоящий на возвышении судейский стол всегда незримыми токами связан с залом. Тимофей чувствует, как из зала повеяло холодком недоверия к подсудимой. Вольно или невольно прокурор использовал сильное оружие — доброжелательность. Он не нападал на Нину, не стремился ее запутать. Он как будто стремился помочь ей, оправдать ее — и не смог, не позволили обстоятельства дела.

— Скажите, Казанцева, при жизни отца вам самой приходилось покупать какие-либо вещи? — приступает к допросу адвокат.

Тимофей внимательно смотрит на эту миловидную женщину с темными блестящими волосами, разрезом темных глаз, похожую на японку. Переводит взгляд на прокурора. «Молода, куда ей против него».

— Вещи? Нет. Их покупал папа.

— А продукты?

— Продукты — чаще всего соседка.

— А папа давал вам деньги на личные расходы?

— Всегда.

— А в чем состояли ваши расходы?

— Даже не знаю.

— Все-таки, припомните. Кино, мороженое, конфеты, тетради, учебники, вообще книги? Так?

— Так.

— Папа не ограничивал вас?

— Что вы, папа всегда совал мне в карман.

— А такая сумма, как 50 рублей, выигранные по облигации, надо думать, впервые оказалась у вас в руках?

— Такая — впервые.

— И вы не сумели ее разумно израсходовать? Удивительно!

По залу плещется легкий смешок.

Адвокат не удерживается от взгляда в сторону обвинителя.

— Боюсь, в том и состоит ее беда, что она не умела правильно расходовать деньги, — умело парирует удар прокурор.

— Скажите, Казанцева, — продолжает адвокат, — какие отношения были у вас с Аллой Петровной Гусевой?

— Плохие были…

— Почему? Что же вы молчите? Не сошлись характерами? У меня есть данные, что она учила вас обвешивать покупателей?

— Это все знают в магазине.

— А вы отказались обвешивать?

— Да.

Тимофей замечает, что Нинины друзья довольны адвокатом. И девушки, и мужчины. А где же тот, с которым она шла тогда? Тимофей еще раз оглядывает зал. Нет, его нет здесь. Быть может, они тогда случайно оказались вместе?

Суд уже перешел к допросу свидетелей.

— Свидетель Кокорин, что вам известно по данному делу? — спрашивает Ирина Павловна.

Пригладив шершавой в ссадинах рукой свою

немытую сивую гриву, Сазоныч неторопливо, пространно рассказывает историю о ящике с яблоками.

— Почему Казанцева предложила это вам? — спрашивает прокурор. — Зачем ей делиться с вами?

— А сама она как же вынесет?.. Самой ей невозможно.

— А вам возможно?

Прокурор словно ставит под сомнения слова Сазоныча, но тем самым умело заставляет его подтвердить их.

— Мне-то? Так я такие же ящики по другим магазинам повез. Кто будет считать, сколько их у меня?

— Свидетель Кокорин, — насмешливо хмурит брови адвокат, — значит, эта многоопытная девушка хотела сбить вас с пути истинного?..

По залу снова пробежал смешок. Успокаивающе звякнул колокольчик.

— И вы отказались, — продолжает адвокат. — Какие же мотивы вами руководили?

— Какие мотивы? — недоуменно переспрашивает Сазоныч.

— Меня интересует, не было ли у вас личных счетов с подсудимой.

— Какие у меня с ней счеты? Не было никаких счетов. Хоть кого спросите.

— Значит, не было. Почему же вы все-таки отказались?

— Честный я человек, вот и отказался.

— Значит, честный. Это похвально, Кокорин. Похвально. Вопросов больше не имею.

«Тут что-то неспроста, — думает Тимофей. — Что она имеет в виду?»

— Свидетель Кокорин, можете занять место в зале.

Сазоныч посмотрел на Ирину Павловну, но не сел, а раздраженно заворчал:

— Тоже защищают! Она дружкам золотые часы раздаривает. Это при ее-то зарплате, а они в защиту.

— Какие золотые часы? — неприязненно спросил прокурор.

— А что, не верите? Горного, завмага ихнего, будете допрашивать, спросите. Я сам у него на столе видел. И надпись выбитая: «Александру Семеновичу от Нины».

Свидетеля Горного Тимофей узнал сразу. Так вот кто он такой! Заведующий магазином. А по виду почти министр. И она, значит, с ним. Подарки ему дарила. Да и сейчас как она смотрит на него!

Горный сразу располагал к себе, и это было особенно заметно в сравнении с Кокориным. Кокорин был не чужд стремления показать себя, покрасоваться. Александр Семенович, как всякий порядочный человек, тяготился судебным разбирательством. Кокорин держался суетливо, подобострастно. Александр Семенович — не только с достоинством, но, скорее, раздраженно и свысока.

Веско, убедительно Горный характеризует Нину. Исключает всякую возможность даже подозревать ее в хищении.

— Вы опытный торговый работник, — говорит Ирина Павловна. — Объясните нам, откуда же у подсудимой образовалась такая недостача?

— Если бы знал, объяснил бы еще на следствии.

— Может быть, здесь имели место халатность, про счеты, перевесы?

— Не думаю.

— В вашей практике, вероятно, не раз встречались подобные истории?

— Встречались… Но с такими людьми очень редко. Больше с хапугами, пьяницами.