Дни испытаний
Шрифт:
— Государственный обвинитель имеет вопросы?
— Скажите, свидетель Горный, не случалось Казанцевой задерживать у себя выручку, сдавать ее на следующий день?
— В нашем магазине это не практикуется, — уклончиво отвечает Александр Семенович.
— Но, может быть, допускались исключения.
— Исключения? — переспрашивает Горный. — Мы стараемся, чтобы их не было.
— Но все-таки случалось это с Казанцевой?
Горный нерешительно смотрит на Нину.
— Кажется, один раз.
— А может быть, два?
— Может быть, и два.
И снова из
— Но назавтра она сдавала все полностью… — пытается смягчить впечатление Александр Семенович.
— У вас с Казанцевой были личные, неслужебные отношения? — перебивает прокурор.
Тимофей тяжело, по-медвежьи ворочается на стуле.
— Это не могло повлиять на характеристику, которую я ей дал, и вообще на мои показания.
«У них серьезное. Иначе он сказал бы не так. Впрочем, понятно по тому, как она на него смотрит…»
— Значит, не могло повлиять… Не могло повлиять, — повторяет прокурор. — С вашей точки зрения.
— Что это значит?
— Вопросы сейчас задаете не вы. Но могу вам пояснить. Это значит, что я не сомневаюсь в вашей искренности. А вот полностью объективным вы можете не быть, даже не подозревая об этом.
— Я не…
— Думаю, что вопрос ясен суду. Из материалов следствия мы знаем, что подсудимая преподнесла вам подарок. Вы, зная ее материальное положение, вероятно, пожурили ее за расточительство.
— Какое это имеет отрешение?
— Еще раз прошу вас отвечать на вопросы.
— Да, я сказал ей об этом…
— В ответ она не сказала вам, что потратила на подарок свой выигрыш по облигации?
— Н-не помню. Кажется, нет.
— А ведь пришлась бы к слову. Скажите, а что подарила вам подсудимая?
— Я уже говорил на следствии, — несессер.
— О несессере вы говорили. А какого-нибудь другого подарка она вам не преподносила?
Наступили секунды до предела, до звона в ушах раскаленной тишины. Такие секунды, как заметил Тимофей, бывают в каждом судебном разбирательстве. Часто они определяют исход дела.
— Нет. Больше Нина мне ничего не дарила.
— Скажите, что выгравировано на ваших часах?
Горный медлит с ответом. Все видят, как неприятен ему вопрос дотошного прокурора.
— Вы можете прочесть надпись?
— Но я должен сначала объяснить…
— Свидетель Горный, — строго перебивает прокурор, — прошу вас прочесть надпись.
— «Александру Семеновичу от Нины», — не снимая с руки часов, говорит Горный. — Зал вздохнул словно одной грудью. В этом вздохе и осуждение, и удивление, и даже испуг. — Но разрешите объяснить…
— Разрешите взглянуть на ваши часы? — строго перебивает прокурор.
Александр Семенович неохотно и в то же время поспешно снимает с руки часы.
— «Александру Семеновичу от Нины» — все верно, — читает прокурор. Он передает часы Ирине Павловне. Судья показывает их артисту и Тимофею. Что-то спрашивает их. Тимофей поглощен своими мыслями. «Значит, она украла. Значит, она такая»… Тимофею не хочется верить. Но что он знает о ней…
В ответ на слова Ирины Павловны артист кивает головой, с чем-то соглашается.
— Суд приобщает к делу в качестве вещественного доказательства, — объявляет Ирина Павловна.
— Разрешите еще вопрос, — продолжает наступление прокурор, — скажите, свидетель Горный, если продавщица магазина преподносит вам дорогой подарок, разве у вас не возникают мысли, откуда у нее такие средства?
— Казанцеву я бы во всяком случае не заподозрил. Скорее бы подумал, что часы принадлежат ее покойному отцу. Но разрешите объяснить, как было на самом деле.
Александр Семенович рассказывает, что Нина купила ему часы на его деньги. Рассказывает сбивчиво, торопливо, очевидно, волнуясь и чувствуя, что ему не верят.
— Значит, вы дали Казанцевой деньги и попросили ее купить часы, — как бы уясняя суть дела, говорит прокурор. — Странная фантазия… Странная…
«Если так, зачем же говорить о часах отца? — думает Тимофей. — Горный понимает, что никто не поверит этой довольно нелепой версии. И не хочет, чтобы на него пала хотя бы тень подозрений. Да, с виду ведет себя рыцарем, а на самом деле…»
Допрос Горного кончился, и настроение в зале заметно изменилось.
Тимофей знал процессуальный кодекс. Судебное заседание делится там на несколько частей: судебное следствие, судебные прения, подготовка и оглашение приговора. Но с первого дня он мысленно научился делить судебные заседания на две неравные части. Одна — большая и напряженная, когда судьи с помощью вступивших в борьбу адвоката и прокурора шаг за шагом сквозь дебри запирательства, хитростей, ненужных подробностей пробираются к выяснению дела. Другая — идущая вслед за ней, когда дело уже выяснено, а оставшиеся допросы свидетелей, заключительные речи, последние слова подсудимых, конечно, влияют на приговор, но не могут изменить основного.
Зал каждый раз безошибочно чувствовал, когда начиналась эта вторая часть. Рассеивалось напряженное внимание. Люди перешептывались, позевывали. Так случилось и теперь. Только два пожилых человека и две девушки по-прежнему ловили каждое слово. Тимофей заметил, что самый старый из этой группы нахохлился, как воробей. Другой, массивный, плечистый, морщился, будто от зубной боли. Девушка с косой еще безжалостнее теребила, словно рвала свои пышные волосы. А длиннолицая горестно, по-бабьи, сложила руки на коленях, и лицо ее, казалось, сделалось еще длиннее…
И только бритоголовый, что сидит в стороне от них, по-видимому, чего-то еще ждет. Чего он ждал, чего еще можно ждать — это не было понятно Тимофею. Но сам не сознавая того, Тимофей был доволен, что приметил хоть одного человека, еще не уверенного в исходе дела.
— Я прошу, — говорит адвокат, — вызвать дополнительно еще двух свидетелей.
Перед судом появляется полная, невысокая женщина, в черном полушубке, валенках, пуховом платке.
В ответ на вопросы судьи женщина словоохотливо объясняет, что она Попова Клавдия Семеновна, проживает последнее время в соседнем городе, а сюда прибыла специально на суд. Она так и говорит «прибыла». И для убедительности добавляет: