Дни мародёров
Шрифт:
— Я не вижу... я ничего не вижу! — металась Роксана, судорожно хватаясь за руку, которая оказалась вполне живой и горячей. — Свет, умоляю, свет, мне очень нужен свет!
— Ш-ш-ш-ш, — темнота обхватила её и прижала к чему-то большому и теплому, а внутри: тух-тух... тух-тух... тух-тух... — Здесь светло, ты в повязке и потому не видишь.
— Блэк, это ты? — задохнулась она, окончательно проснувшись.
— Хвала Мерлину, я снова Блэк — ехидно улыбнулся голос. — Кем я только не был последние пять минут.
Роксана прерывисто вздохнула и обмякла у него в руках.
—
— Жесть. Но их больше нет. Постарайся снова заснуть.
— Нет! Я опять их увижу! — Роксана вцепилась в его рубашку. Блэк — единственное, что осталось настоящего в этой жуткой всеобъемлющей темноте и Роксана не готова была так просто его отпустить. Ей чудилось, будто она сидит на крохотной табуреточке высоко в небе, а вокруг нее — только мрак и пустота. Страшно было сдвинуться с места, страшно было даже пошевелиться! А отпустить свою единственную опору?! Ну уж нет!
— Не увидишь. Я побуду с тобой, пока ты не уснешь, идет?
— Да... — Роксана сглотнула и закивала. — Да...
— Ты звала во сне кое-кого, — сказал Сириус, когда Роксана немного успокоилась.
Она лежала рядом, свернувшись в комочек, не пыталась его обнять, не пыталась нежничать, просто вжималась в него и боялась.
— И кого же?
— Мирона Вогтейла, — он усмехнулся. — Ты, что, влюблена в него, Малфой? Глупо влюбляться в знаменитостей.
Роксана промолчала.
— Сомневаюсь, что твои родители и их очаровательные друзья одобрят твоё увлечение, понимаешь? Стоит быть осторожнее.
— Они не одобрят... и никогда не одобряли, — её голос звучал куда слабее обычного.
— В каком смысле?
Она вздохнула.
— Блэк, Мирон Вогтейл — мой школьный друг. И мой первый и последний парень.
Пару мгновений Сириус пытался осознать услышанное.
Потом рассмеялся.
— Смешно.
— С какой стати мне врать?
— Малфой, я никогда не поверю, что Мирон Вогтейл... да черт, я и так не верю!
Роксана легонько пожала плечами.
— Дело твое. Но даже такие «звезды» как он где-то когда-то учились и с кем-то когда-то дружили. И он дружил со мной. И не только дружил, — ехидно добавила она.
— Брось, Малфой!
— Мы вместе учились в Дурмстранге. После того случая с нападением и ножом мне пытались отомстить друзья того кретина, а Мирон за меня вступился. Так бы ему было наплевать, подумаешь, девчонка... но в Дурмстранге уважают сильных и тех, кто умеет за себя постоять. Мирона и Донагана...
— Донаган Тремлетт? — сипло уточнил Сириус, чувствуя странную невесомость во всем теле.
Да нет. Не может этого быть.
Привычный мир рушился к чертям собачьим. Сестра Люциуса Малфоя — школьная подружка Мирона Вогтейла и “Диких сестричек”? Да это самый нелепый бред из всех возможных!
— ... их тогда тоже особенно никто не любил. Если бы кто-нибудь тогда сказал мне, что через несколько лет эти длинноволосые фрики станут знаменитой рок-группой, — она усмехнулась и покачала головой. — Но мне было
— Черт возьми, — прошептал в конец офигевший Сириус, справившись с эмоциями. — И он что, спал с тобой?!
Едва он подумал об этом, в нём вдруг заворочалось что-то яростное и страшное.
А Малфой после его слов вдруг согнулась и запустила руки в волосы, а потом резко вскинула голову и вскочила, сжимая кулаки.
— Нет, Блэк! Как же ты меня достал! Мирон был вампиром! Вампиром!
Сириус поморщился. Об этом он как-то забыл.
— Когда его только подсадили... когда он стал вампиром, бывало, подолгу держался без крови, и мы думали, что все образуется... а потом он снова срывался и все больше и больше становился... в какой-то момент он просто умер как человек, но даже не понял этого. А когда понял, попытался покончить с собой, но не смог. И потом снова и снова. Я в это время училась в Шармбатоне и каждый день боялась узнать, что его больше нет. У меня ведь всегда было достаточно денег, я хотела помочь ему, отправить его в Мунго на реабилитацию, а он отказывался. На его совершеннолетие мы собрали деньги и подарили ему крутую гитару. Он начал играть... начал писать песни... и все стало вроде бы хорошо...
Роксана опустила голову.
— А потом он умер. И я видела это, — она кусала губы. — Видела, как он умирает и ничем не смогла ему помочь, а ведь он столько раз помогал мне! Мирон был вампиром, да, но он был в тысячу раз лучше и человечнее всех, кого я знаю. Он любил людей. А они убили его, уничтожили, как какое-то опасное животное. И не смей... никогда не говори мне про их одобрение! Мирон был моей настоящей семьей и навсегда останется ей, — и с этими словами она упала на подушку и с головой накрылась одеялом, оставив Сириуса одного в его разрушенном мире.
Обычно он плохо спал в чужих постелях и как любой, преданный своей будке пес, предпочитал спать на собственной соломе и в собственных запахах.
И если уж приходилось ночевать где-то еще, Сириус переносил это с трудом и спешил удрать при первой же возможности.
Но сейчас ему было хорошо. Даже очень хорошо.
За окнами Крыла он слышал холодный шелест и стук капель о железный карниз.
А под одеялом было так тепло и хорошо.
По телу разливалась приятная истома...
Роксана шевельнулась во сне и слегка потерла ногой его член.
Его стоящий колом, болезненно возбужденный член.
Сириус открыл глаза.
Он спал, вольно раскинув по кровати руки и ноги, а Роксана спала почти целиком на нем, так, что причина пробуждения Сириуса упиралась в ее бедро.
— Малфой... — хрипло пробормотал он. Роксана вздрогнула и глубоко вздохнула, но не проснулась. — Эй, Рокс, что с тобой?
Кажется, ей было плохо. Её всю трясло.
— Мне холодно... — она недовольно заворочала головой и машинально попыталась стащить повязку. Сириус удержал её руку. Она была ледяная. — Мне очень, очень холодно... кажется, у меня температура.