Дни мародёров

-Joy-

— Что почувствовали? — Роксана все ещё ничего не понимала.

Мирон выждал секунду и развел руками.

— Ничего. Никакого запаха нет, — Роксана моргнула. — Кроме запаха обычной, здоровой, свежей крови.

— И что это значит?

— Я не знаю. Но в одном я уверен точно, эта зараза — не та, за кого себя выдает. А значит ваш хваленый иммунитет против неё бессилен. Поэтому я не хочу, чтобы ты оставалась здесь. Если она пролезет в вашу школу...

— Я никуда не побегу, — уперлась Роксана, обходя его, а когда Вог со словами «Да послушай же...», поймал её за запястье, вдруг взвилась, хотя и сама до конца не понимала, почему.

— Вог, нет! Я не уеду

отсюда, что бы не предложил! Пойми же, у меня в кои-то веки все наладилось! Я не могу опять все бросить и сбежать, только потому что... — она взмахнула рукой и хлопнула себя по бедру. — Ты хочешь нормальной жизни, но и я тоже! — у неё на глазах выступили слезы. — Больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы ты был рядом, чтобы я не ждала от тебя письма неделю, а могла поговорить с тобой в любой момент, как в Дурмстранге, когда я могла к тебе в спальню влезть, когда мне было страшно! Вот только чем больше я этого хочу, тем дальше ты все время уходишь! — тут совершенно неожиданно эти слезы покатились по щекам, хотя она вовсе не собиралась рыдать. — Когда ты был нужен мне в Шармбатоне, у тебя было турне по черт-знает-каким-городам, когда меня сослали сюда, ты был жив и прятался, хотя если бы дал мне знак, я бы пошла за тобой, куда бы ты ни пошел. А два месяца назад ты перевернул мне всю голову, объявившись и я так сильно хотела с тобой уехать, — она несолидно хрюкнула носом, глотая слезы. Её обвинения все больше стали напоминать истерику. Мирон не двигался. — Но ты сам меня оттолкнул! Ты! Я хотела быть с тобой, а ты нет! А теперь, когда мне всего-то и нужно, что оставаться здесь и радоваться жизни, ты появляешься и заставляешь меня выбирать?! Снова?! Зачем, зачем ты это делаешь? И так же ясно, что у нас уже никогда ничего не будет, потому что я человек, а ты долбанный вампир, мать твою! И всегда им будешь! Долбанная летучая мышь! И не смей звать меня куда-то с собой, не смей, слышишь! Хватит, хватит лезть в мою жизнь!

И под конец этой речи она разрыдалась, как полная идиотка.

И рыдала довольно долго, просто стоя на одном месте и прижимая ко лбу кулаки. Собственные слова, так грубо брошенные Мирону, теперь крутились в голове как заезженная пластинка и мучали её.

А Мирон просто смотрел на неё.

Потом медленно приблизился и попытался расцепить замок из её рук.

Роксана сопротивлялась, глотала слезы и упорно отказывалась смотреть ему в глаза. Чем дальше, тем яростнее была эта безмолвная борьба. И тем злее почему-то становился Мирон.

— Я ненавижу тебя, Вогтейл, — рычала она ему в лицо, пытаясь вырваться. — Слышишь меня?! Ненавижу тебя, — она била его ладонями, —...ненавижу твою дурацкую музыку, клыки твои дурацкие, и Дурмстранг и друзей твоих дурацких ненавижу, всех вас ненавижу, ненави...

Роксана проглотила оставшуюся ненависть, потому что в этот момент Мирон просто скрутил её руки, сжал её, открыл клыкастый рот и поцеловал её взасос.

Она замычала что-то бессвязное, захныкала, затопала, кулаки её сжались, но почти сразу беспомощно разжались, а плечи расслабились, потому что, черт возьми, они с Мироном Вогтейлом не целовались уже целую вечность.

А ведь он был первым, кто имел на это право.

Когда Мирон, спустя несколько очень долгих секунд, начал набирать обороты и вполне недвусмысленно напирать, Роксана опомнилась. У неё не было желания изменять Сириусу, даже несмотря на то, что Мирон есть Мирон. Так что в нужный момент она резко сомкнула зубы и вампир с громким рыком отскочил от неё, схватившись за прокушенную губу. От боли он сразу потерял человеческий вид, но Роксана не испугалась.

Она уже видела всё это.

Когда же к нему вернулось его обычное лицо, Вогтейл ошеломленно взглянул на Роксану и потрогал уже зажившую, но испачканную в крови губу.

Роксана смотрела на него с вызовом и обидой, а потом демонстративно повернула голову в сторону.

И тут его прорвало.

— Малфой, твою мать, ты спятила? — Мирон встряхнул её за плечи, словно таким образом из Роксаны могла вылететь капля его бессмертной крови. Он начал тихо, а под конец уже кричал.— Что на тебя нашло?! М?!

Роксана ничего не ответила, Мирон встряхнул её так сильно, что у неё мотнулась голова. Она оттолкнула его и отвернулась, содрогаясь в новом, теперь уже бесшумном и отчаянном рыдании. И хотя её все ещё распирало от злости и обиды, осознание того, что она только что приняла самый мощный магический наркотик, бессмертную кровь, уже проскользнуло в мозг — так же, как капля в желудок. Вот только даже этот факт её сейчас не волновал.

Пять лет жизни повисли между ними на волоске.

Их маленькой эпохе пришел конец, окончательно и бесповоротно.

Их друзья мертвы, их музыка мертва, все, чем они жили ушло и они сохраняли ему жизнь разве что тем, что пока сами были живы и, глядя друг на друга, верили в то, что все ещё не кончено, что все ещё может быть...

А теперь у них не будет даже этого.

И Мирон это понимал, как никто. Может поэтому и попытался напоследок урвать у этой эпохи ещё хоть что-то, одно воспоминание, один несчастный поцелуй, который, к тому же, вышел таким жалким и зряшным.

Всё рушилось к чертям.

Весь их мир.

Роксана вытерла нос рукой и вдруг почувствовала на щеке холодное прикосновение. Она вскинула злые, несчастные глаза.

Мирон задумчиво глядел на неё из бездны.

— Будь я поумнее и постарше, — пробормотал он, гладя теперь её шею. — Решил бы все в два счета. Лишил бы тебя этой проблемы... — его пальцы нащупали артерию у неё на шее. — Проблемы выбора. Ведь это так просто. Секундная боль — и тебе уже никогда не надо будет выбирать. Ты бы уехала со мной.

Роксана сглотнула, не опуская взгляд. Ей вдруг стало страшно. Мирон не двигался, глядя на неё своими страшными глазами, не двигались и его пальцы с длинными острыми ногтями.

— Вот только я все ещё помню, каково это быть человеком, — его рука соскользнула с её шеи. Роксана невольно выдохнула. — Возможность принимать решения — одна из лучших привилегий. А я всю жизнь буду подчинен своему проклятию и оно будет решать за меня.

Он потер между большим и указательным пальцем её зеленый галстук. Роксана дышала немного тяжелее обычного и боролась с желанием снова поцеловать Вогтейла.

— Возможно, я совершаю самую большую ошибку в своей жизни.

— Ты забудешь, Вог, — Роксана не выдержала и обняла его. Он шагнул назад. — Ведь это твоя привилегия — забывать. Пройдет десять лет и ты даже не вспомнишь, как я выгляжу.

Мирон хрипло рассмеялся, откинув голову. Его руки дрогнули у её спины, пальцы скрючились, ведь ему хотелось обнять её так, как раньше, но он подавил это желание и усилием воли положил руки ей на плечи, прижал ладонь к белым волосам.

— Ты дала мне свою кровь, а это привязывает. Теперь я всегда буду хотеть тебя, твоей крови, твоего присутствия. Потому мы и убиваем свои жертвы. Чтобы не застрять на границе между вашим миром и нашим. Худшего способа привязать меня и придумать было нельзя. Вы люди, жестокие существа, — он печально усмехнулся, с шипением втянул в себя воздух и отстранил её от себя, потеряв терпение.