Дно разума
Шрифт:
– Ты так считаешь?
– А что еще? Я с Мартыном Мартыновичем Добрыниным и раньше общался. Никогда он так себя не вел. Чтобы за дырявую денежку столько отвалить. Это же уму непостижимо! Как это можно объяснить? Да только гипнозом! Кстати, через пару дней после этого Мартына Мартыновича ограбили… Все монеты увели. И жену убили…
– Не может быть!
– Совершенно точно. Все мальчишки знают. Некоторых уже вызывали в милицию. Допрашивали…
– А сам-то Добрынин жив?
– В больнице вроде лежит. Его, говорят, пытали.
– Где
Вова сообщил адрес, и Севастьянов направился туда. Он решил выяснить все подробности. Дело принимало вовсе необычный оборот.
Стоя перед дверью, за которой проживал коллекционер, Севастьянов безрезультатно жал на кнопку звонка. Он уже собрался уходить, но тут отворилась соседняя дверь, и в образовавшуюся щель выглянуло старушечье личико.
– В больнице-то сам, – сообщила бабка. – А Маруся в могиле…
«Это она про жену говорит», – догадался Севастьянов.
– А в какой больнице?..
Выйдя из подъезда, Сергей Александрович задумался. Что делать дальше? Плюнуть на эту смутную историю, попахивающую уголовщиной, и отправиться восвояси или все-таки отыскать Добрынина и поговорить с ним? Но пустят ли к нему?
Он вдруг вспомнил, что знает главврача больницы, в которой нынче пребывает коллекционер. Можно обратиться к нему за помощью. Этот доктор – свой человек в обществе «Знание», читает лекции по вопросам брака и семьи. Севастьянов не раз собственноручно выписывал ему путевки. Скорее всего, он не откажет. И наш герой зашагал в больницу.
– Как же, как же! – после взаимных приветствий воскликнул главврач, звали его Борис Абрамович. – Есть у нас такой больной. Жертва, так сказать, эксцессов уголовного мира. Вы в курсе этой истории? – И он рассказал о налете на квартиру Добрынина, особо напирая на живописные подробности пытки Мартына Мартыновича и убийства его жены. – Лежит в отдельной палате. Только поговорить вам вряд ли удастся. Он все время в забытьи. Бредит время от времени. Вообще говоря, я думаю, он того… умом тронулся. Немного оклемается, мы консилиум соберем, пригласим психиатра… Нужно решать, где ему место. Возможно, стоит провести курс лечения в психиатрической клинике.
– А о чем он бредит? – спросил Севастьянов. – Должно же быть что-то основное. Суть его содержания, так сказать…
– Я, честно говоря, не в курсе. Бредит и бредит… Можно у сестер спросить. – Он поднял телефонную трубку: – Соедините со Святославом Александровичем. Святослав? Кто у тебя при Добрынине состоит? Ну да, при этом коллекционере. Свиридова? Пришли ее ко мне. Да. Прямо сейчас.
Через пару минут в кабинет главврача вошла немолодая плотная дама, облаченная, как и все в этом заведении, в хрустящий халат немыслимой белизны.
Она вопросительно посмотрела на главврача:
– Вызывали, Борис Абрамович?
– Да, Глафира Тимофеевна. Вот товарищ интересуется нашим больным Добрыниным.
– Из милиции?
– Нет,
Сестра прищурилась и взглянула в потолок.
– Я от и до, конечно, не знаю, но бормотал, это точно! Про жену свою покойную, как будто… Но не горевал, а наоборот…
– То есть как, наоборот?
– Вроде радовался, что ее… того.
– Радовался ее смерти?!
– Ну да! Кричал: «Дождался, дождался, что Маруську пришибли!»
– Вот даже как! – усмехнулся главврач. – Ничего себе, любящий муженек!
– И еще про монеты что-то такое… – подумав, сообщила сестра. – Вроде: «Черт с ними… новые насобираю… Одну только жалко».
– Одну, – встрепенулся Севастьянов. – Какую это одну?
– Про какую-то дырявую толковал… со звездой.
– Ну что, Сергей Александрович, доволен? – спросил Севастьянова главврач.
– Вроде того. Ну а посмотреть на него можно? На Добрынина этого…
– Покажи ему Добрынина, – приказал главврач сестре.
– А поговорить с ним?
– Он в беспамятстве, – сообщила Глафира Тимофеевна. – Поэтому не удастся. Глядеть глядите. Только что в этом толку?
Главврач вручил Севастьянову собственный халат, и вот он уже шел по длинным коридорам, наполненным больными в застиранных пижамках, следом за сестрой.
– Вот его палата, – сообщила Глафира Тимофеевна. – Один лежит… Любуйтесь на здоровье.
Сергей Александрович распахнул дверь и увидел лежащего на кровати старика, похожего на отощавшего крота. Старик спал.
– Кстати, – сказала сестра. – Этих-то нашли.
– Кого? – не понял Севастьянов.
– Ну этих. Которые его квартиру обчистили.
– Неужели?!
– Точно. На другой же день и словили. Парнишка какой-то и обчистил. Да не один, а с напарником. Потом они принялись делить награбленное, да, видать, не поделили. Ну, парнишка своего друга шилом угостил. Прямо в сердце попал. Насмерть, конечно! Такие вот дела.
– Откуда вы знаете?
– У нашей сестры, Истоминой Вали, муж в милиции работает. Он и рассказал.
– А награбленное? – быстро спросил Сергей Александрович.
– Монеты-то? Изъяли.
Общественный статус Севастьянова был таков, что он водил знакомство не только с врачами, но и с милиционерами. Услышав, что монеты у вора отобрали, он захотел немедленно убедиться в этом и понесся в милицию, которая, кстати, находилась совсем рядом. Довольно скоро он сумел отыскать концы и нашел нужного человека, который был в курсе событий, связанных с ограблением коллекционера Добрынина. Звали этого человека Игорь Лукич Ланцов. Был он капитаном и к тому же недавним учеником Севастьянова. Поэтому в отношении Сергея Александровича у Ланцова до сих пор сохранился студенческий трепет. Встретил он профессора с величайшим почтением, однако, когда речь зашла об ограблении Добрынина, он заговорил почти официальным тоном.