До беспамятства
Шрифт:
– С кого начнем?
– Я постарался придать фразе уверенности и у меня получилось. С лица Луи пропала обычная ухмылка. Теперь он выглядел так же, как и я. Одно неосторожное движение - нам конец. Теперь мы играем по-настоящему.
========== Глава 17 ==========
Мы оказались прижатыми друг к другу на расстоянии всего нескольких сантиметров, а разделяло нас лезвие ножа. Одно неосторожное движение и можно перерезать себе глотку. Я это отлично понимал, отчего кожа покрылась мурашками. Понимал это и Луи, но в ответ он только улыбался, понимая всю опасность ситуации – рукоятку ножа держал я, а выдернуть ее – верная смерть. И самое странное то, что ему это нравилось.
– Ты удивил меня, Гарри. Приятно удивил.
– Ты будешь отвечать мне, если не хочешь умереть. – Это прозвучало не как угроза, а скорее как просьба, но хотя бы голос не дрожал. Луи поднял уголки губ в ответ, наслаждаясь чем-то, понятным только ему. Эта ухмылка – причина моих внутренних терзаний. Что же в нем такое, что заставляет меня так себя чувствовать? Это и будет одним из вопросов. Я прижал лезвие ближе к его горлу. В этот момент довольная улыбка сменилась удивлением.
– Почему я? – Я повторил свой вопрос, ожидая услышать нормальный ответ на этот раз.
– Я так решил. Ты мне понравился, я захотел довести тебя до грани. И мне это удалось более чем отлично, не так ли? Ты – мой. – Луи все так же улыбался, зная, какой эффект производят на меня его ответы. Внутри все взрывается, бушует, требует чего-то большего. Я хочу правды. Я хочу откровения. Я хочу знать, как можно быть настолько сильным. Мне это нужно. Он мне нужен, чтобы жить.
– Почему я? – Не знаю зачем, но я спросил еще раз. Как будто от этого поменяется ответ. Но должны же быть причины на то, что он меня так выводит.
– Разве тебе мало двух ответов? Я тебя захотел. Тебя и никого другого. Повторить еще раз? – Луи засмеялся, но его смех быстро сменился улыбкой, ведь лезвие не давало нормально двигаться. Конечно, можно было бы убрать голову назад, но тогда бы я точно ударил его ножом. Не знаю, убил бы, но ранил точно. Он заслужил. А еще я не услышу нормального ответа. Возможно, его и нет. Луи получает то, что хочет. Всегда и везде. Большего и не надо знать, чтобы понять – он захотел меня. С самого первого дня он выводил меня, задавал слишком много вопросов и не давал никаких ответов. «Мне будет почти жалко тебя убивать» - его первая фраза. А мне будет почти жалко причинить тебе вред. Был бы я хоть немного более самоуверенным, жестоким и бесчувственным, я бы его прикончил. Но убийство того не стоит и никогда не будет. Даже такого человека, как он.
Я не знал, что говорить дальше. В какой-то момент понимаешь, что закончились все слова. Какая разница, что ты скажешь, если это ничего не даст. Я задаю вопросы, но не получаю ответов. Я борюсь, сам не знаю за что, даже не понимая зачем.
– Моя очередь. – Победно заявил Луи. Я был слишком обессиленным, чтобы ответь. – Расскажи мне, как это – потерять друзей? Как ты себя чувствовал?
Луи знал, как это меня ранит. Каждое слово, как нож, задавало сильный удар. И самое худшее было то, что я должен отвечать. Я посмотрел на него со всей болью и ненавистью, а в ответ был лишь холодный и самодовольный взгляд.
– Больно. Очень больно, если ты вообще знаешь такое чувство. Это как терять частичку себя, но даже хуже. Лучше самому умереть за близких. Это понимаешь, если у тебя есть сердце. И мне даже не жаль, что у тебя его нет. Ты не заслужил чувствовать! – Я выпалил это, надеясь задеть его так же, как и он меня, надеясь заставить его почувствовать боль, хотя бы немного. И я был уверен, что у меня получилось. Его взгляд сменился яростным, но далеким. Как будто он не тут, со мной, а где-то в своих воспоминаниях. Теперь он ненавидел меня. Но спустя несколько минут Луи натянул привычную улыбку и продолжил свою лживую игру. Он хотел довести меня. Посмотрим, у кого это получится лучше. Я должен быть сильным ради всех, кого люблю. И наименьшее, что я могу выдержать –
– Кого ты еще потерял, малыш? Расскажи о них. Я хочу знать. – Луи сменил свой тон на приторно-сладкий, от чего мне хотелось перерезать его глотку прямо сейчас, но я сдержался.
– Ты так говоришь, как будто не знаешь. Из-за моего рождения погибла моя мать. Я не помню ее, разве что из рассказов отца, но она была чудесной и не заслужила смерти, как и той ненависти, что обрушилась на нее и нашу семью. Я не знал, как потерял кого-то близкого в первый раз. Но больше я не заводил друзей. Просто не мог. Хотел правду – ты ее получил. Но разве ответы стоят чего-то, если слушатель не способен их понять? – На этот раз я говорил спокойнее, пытаясь сдержать эмоции. Сердце сжималось, хотелось сесть и заплакать. Но я не могу так сделать. У меня нет права. Прикусив губу настолько сильно, как мог, я попытался успокоиться. Теперь моя очередь.
– Как это – убить собственных родителей? Расскажи, что ты чувствовал, малыш. – Я скопировал его тон, которым он спрашивал меня. Луи приходил в ярость. И это было для меня тем якорем, за который я держался, чтобы мои чувства не вырвались наружу. Пусть лучше он бесится, чем я рыдаю. В своих мыслях я уже не узнаю себя. Кажется, на арене я сошел с ума. Но особого выбора нет – или ты подстраиваешься под ситуацию, или ты умираешь. Приходится выбирать меньшее из двух зол. Но в какие-то моменты кажется, что лучше уж смерть, чем быть таким человеком.
– Знаешь, это было по-разному. Я был рад убить отца. Когда я смотрел, как он умирает, чувствовал себя самым счастливым в мире. Я сделал так, чтобы он долго мучился за все, что наделал. И это было так. Он умирал, а я наслаждался. – Луи расплылся в довольной улыбке, а я не мог понять, как человек может быть настолько бессердечным. Это страшно – быть таким уродом внутри. – Но ты прав, терять иногда бывает больно. Моя мать погибла при родах, я ведь говорил. И я не чувствовал ничего. Я не знал ее. Все, что осталось – один несчастный кулон. Разве можно горевать за этим? Но благодаря рассказам доброго отца, который с самого рождения убеждал меня, что я убийца, что лучше бы я умер, заставил меня в какой-то момент пожалеть. Но мимолетное чувство не стоит того. Нельзя горевать об умерших – им и так все равно. Лучше жить своей жизнью. – Ответ Луи был более чем правдивым, но мне показалось, что он врет на счет чувства вины. Не можно не чувствовать ничего по такому поводу. Я знаю на личном опыте. Ему должно быть больно. Каждому должно. Ведь человек не может быть таким жестоким и бесчувственным – такими не рождаются. Можно быть холодным, но чтобы превратиться в айсберг, нужно время и холод – переломный момент, в который все вокруг становится чужим. И если ты выберешься оттуда – будешь жить. Несчастно, ужасно, одиноко – я знаю, как это, но даже так лучше, чем быть победителем, который слишком очерствел, чтобы чувствовать. А если нет – пример этого стоит прямо передо мной. Еще один вопрос. Мой черед.
– Ты терял еще кого-нибудь? Был ли человек, что заставил тебя почувствовать боль? – Это вопрос, на который я больше всего хотел услышать ответ. Должен же был быть кто-то такой.
– Нет. Больше никого.- Голос Луи был слишком необычным, чтобы поверить. Он выглядел как раненый зверь – ему больно, он зол и готов защищаться.
– Уговор – правда. Ответь на мой вопрос. – Я настаивал на своем.
– Это правда. Или тебе по слогам все проговорить? В этой жизни я никого не терял, если, конечно, не считать тех, кого я убил. А их счет пошел уже на сотни. – Луи улыбался, пытаясь придать жестокость своим словам, но я знал, что чем-то задел его. Это единственный раз, когда он не смог притвориться. Это что-то слишком личное. Но теперь меня пугала новая вещь - жертвы Луи. Если их уже больше сотни, то кто они? На арене он убил пятнадцать, может больше. Но кто остальные? И где? Мне стало страшно.