До беспамятства
Шрифт:
Но на вопросы о нем я так же должен отвечать, что почти убивает меня изнутри. Ведь он отдал свою жизнь, чтобы жил я. А я отдаю свою, чтобы больше никому не пришлось идти на такие жертвы. И мои же собственные мысли терзают меня. Чувствую себя глупым, недостойным, ужасным. Тьма окутывает меня со всех сторон, пробираясь в самые дальние части души, которые я даже себе боялся открыть. И властвует там, делая из меня человека, которым я не являюсь.
Но если я до этого думал, что вопросы – худшая часть, то теперь понимаю свою ошибку. Нет ничего хуже попытки капитолийцев уместить все, что произошло во время Игр, в несколько часов фильма. Все самые тяжелые моменты, которые я пытался удалить из памяти, они поместили перед моими глазами. Я заново пережил первые дни, когда не мог найти себе место от страха. Заново пережил это попытки выжить в условиях, когда человек забывает о человечности. Заново потерял Амели, а во время этого момента еще раз проверил карман, успокаивая себя мыслью о ней. И заново плакал, пусть и пытался сдержать слезы, когда увидел смерть Найла со стороны. А особенно – смерть Джейд на моих руках. И вина захлестнула меня, не оставляя никакого шанса выжить после таких происшествий.
Но потом я увидел момент, о котором не знал. Себя на экране – сонного, свернувшегося калачиком на холодной земле почти под конец этого видео. И Луи перед камерой, дрожащего и со странным, почти болезненным голосом.
– Ты нужен мне больше, чем жизнь. Не забывай об этом, Гарри, - тихо проговаривает он, явно подбирая слова.
Никаких «люблю», никаких признаний. Но эти слова значили больше, чем весь окружающий мир. Он мне нужен точно так же – как воздух, чтобы дышать, как единственный стимул жить. И неужели он не понимал, что мне не нужна жизнь без него? Я прячу лицо от камер, чтобы другие не видели мои настоящие эмоции. Маска должна оставаться на месте, нельзя позволить себе слабость. Любовь убивает хуже любого оружия. Ей не нужно походить близко, она не режет стальными лезвиями, не разрывает на части, нет. Она, будто яд, пробирается внутрь и становится частью тебя, чтобы потом медленно с тобой же и умереть. Она становится воспоминаниями, которые не выгнать из души, чувствами, от которых не избавиться. Но без любви и нет смысла жить – мы сами себя убиваем любимым ядом.
Увидев смерть Луи, я окончательно умер вместе с ним. Сойка будто прожгла дыру в моей руке, когда я до боли сильно сжимал ее. Решительность стала новой частью меня. И нет, не ради мести – ради справедливости.
И вот он выходит – такой самоуверенный, такой самовлюбленный, такой властный. В его глазах лишь холодный лед, нерушимая сталь. У него нет души – я в этом точно убедился. Возле него идет маленькая девочка с подушечкой из бархата на руках, где и лежит моя корона – то, чем меня должны наградить. Все сидят и смотрят на это шоу с замиранием сердца, как и я. Он подходит все ближе и ближе, даже не пытаясь улыбнуться, не пытаясь
притвориться настоящим человеком – с душой и чувствами. Безжизненный, ненастоящий, злой, виновный во всем.
– Поздравляю, – Сноу скорее шипит, чем проговаривает эти слова, заставляя сердце сжаться.
Страх будто парализовал меня на миг, заставив пересмотреть всю жизнь от начала до конца. Действительно ли я убийца? Стоило ли оно того? Нужно ли было стольким жертвовать и столько усилий прилагать, чтобы потом отказаться от всех принципов? Мой взгляд последний раз падает на символ моей любви к Луи, и я понимаю, что нужно. Оно того стоит.
Сноу берет корону в руки, чтобы увенчать меня ею, и подходит слишком близко. Настолько, что его уже не смогут спасти. Я смотрю в эти глаза, полные злобы, и радуюсь, что никогда не стану таким. Я прекращу свои страдания как раз тогда, когда во мне еще есть человечность. И, не сомневаясь, взрываю бомбу в своем кармане.
Лишь миг еще я оставался в сознании, парализованный острой болью. Я лишь увидел его смерть, которая означала, что всему наступил конец. И кровь моих близких была смыта с моих рук другой – я стал убийцей, но ради благого дела. И эта мгновенная боль положила конец другой – более сильной, мучительной, душевной. Я наконец-то стал свободен, чтобы больше не зависеть от этой жестокой реальности. И я знаю, что это был миг, когда я умер.
Умер, так и не узнав, что моя жертва не была напрасной.
Умер, так и не узнав, что началась революция против жестоких правил Панема, против власти. Революция человечности за право выбора. За право любить и не бояться.
Умер, так и не узнав, что теперь Играм пришел конец, хотя и эта надежда жила во мне до последней секунды.
Умер, так и не узнав, что теперь детям не нужно бояться завтрашнего дня.
Умер, так и не узнав, что Голодные Игры навсегда закончены.