До чего ж оно все запоздало

Келман Джеймс

Так иди закрой.

Сэмми мнется. Понимаете, Боб, тут такое дело, не хочу показаться нахалом, но просто я, ну, собирался уйти и прочее, и э-э

Да ты хоть зайди, с женой поздоровайся. Давай, закрой свою дверь.

Сэмми вздыхает. Я просто палку хотел покрасить.

Так я ее тебе покрашу, сынок, не волнуйся.

Да, но я хотел сам, потому что…

Ладно, ладно, хорошо.

Понимаете, я потом выйти собирался, ну, знаете, это, э-э, если честно, Боб, тут дело в моей подружке, она скоро домой вернется. Ну я и хотел успеть до нее, покрасить и прочее.

Да не волнуйся ты, я ж тебе о том и твержу, сам покрашу.

Разок краской пройтись, плевое дело, ты только дай мне минутку.

…

Просто подожди немного, я башмаки отыщу.

Боб уходит в квартиру. Сэмми закрывает глаза. Просто не хочется ему ввязываться в разговоры. Если бы он вошел в квартиру, познакомился с женой Боба, то оказался бы в положении, в котором волей-неволей придется, на хер, объяснять свое положение. Возможно, она уже знакома с Элен, возможно, сталкивалась с ней, на лестнице или еще где, может, в лифте. Долбаные осложнения, вот что это такое; сплошные долбаные осложнения. А тут еще живот, друг, вот прямо сейчас и прихватило, нервы; нервы. Христос всемогущий. Он возвращается к своей двери, стоит, прислонясь к парапету. Сыро, похоже, дождь собирается.

Ну вот, Сэмми!

Он открывает дверь, впускает Боба. Чего, на хер, суетиться-то. Жизнь слишком коротка, времени мало. Все это не важно. Боб начинает чесать языком. Ну точно, как Сэмми и думал. Его жена уже знакома с Элен. Мать-перемать. Мог бы и сам сообразить. Сэмми открывает дверцу шкафа. Где-то здесь, говорит он.

Господи-боже, Сэмми, да у тебя тут чего только нет! Боб фыркает от удовольствия. Прямо свалка какая-то. Я свет включу, ладно?

Да, конечно. Сэмми отступает на шаг, слушая, как Боб переставляет там все с места на место. А вот это ему совсем ни к чему. Она на второй полке сверху, говорит он, у самой стены, видите ее? там должно быть несколько банок.

Вот она!

Хорошо.

Да, белая… вижу.

Охеренное спасибо, бормочет Сэмми.

А где у тебя кисти и прочее?

В гостиной.

Боб снимает жестянку с полки, выключает свет, закрывает дверцу. Да, говорит он, твоя подружка как-то разговорилась с женой.

Ну да.

Пару недель назад. Правда, она не сказала, что ты слепой.

Нет.

Хорошая девушка…

Да. Послушайте, Боб, я бы не против сам ее покрасить, ну, то есть, господи…

Да ладно, брось.

Сэмми шмыгает носом.

Это и займет-то всего минуту. Я понимаю, тебе хочется самому и все такое, но ведь у тебя же неровно получится, а зачем тебе это нужно? Плюс пропустишь какие-то места. И потом, ты не подумал насчет полов, заляпаешь их краской, потом отчищать придется. А ты и не заметишь, что заляпал. А тут вернется с работы твоя подружка и будут у тебя неприятности. Не пойми меня превратно, сынок, я не к тому, что ты у нее под каблуком, я просто о том, что если брызги подсохнут, их потом хрен отдерешь, понимаешь, они же затвердеют.

Сэмми открывает дверь в гостиную. Ничего не поделаешь, пусть повозится, раз ему охота – не то чтобы это имело какое-то, на хер, значение, несколько капель там, несколько здесь, Сэмми без разницы. Ладно, говорит он, спасибо, Боб.

Я тогда возьму эти старые газеты, хорошо?

Давай-давай… Сэмми нашаривает кисет, садится в кресло, сворачивает сигарету. Управлять происходящим ты все едино не можешь, пора к этой мысли привыкнуть; ну так и расслабься. Боб мужик хороший, но дело ни хрена не в этом. Просто

ему вовсе не улыбается, чтобы какие бы то ни было мудаки шныряли по его дому. Последнее, что ему нужно, чтобы сюда заявилась супружница Боба, господь всемогущий, Боб вполне может описать ей, в каком состоянии находится квартира, и она захочет зайти, прибраться. Да нет, не станет она этого делать. Не станет, если только не узнает, что Элен запропала. А она этого не узнает. Другое дело, что в квартире бардак. И Боб ей об этом скажет. Это уж точно, охеренно точно. Какая глупость, друг, какая глупость; все, как обычно, долбаные мухи вырастают в слонов. Да, произносит он, я об этом не упоминал, но ее сейчас нет в городе, подружки-то, уехала, ребятишек своих повидать.

А, вот оно что.

Первый брак и все такое, дети живут с ее бывшим.

А-а.

Понимаете, они там в школе учатся, ну, и прочее, я насчет того, что ей не хочется, чтобы дети прерывали учебу, вот она их в Глазго и не перевозит.

Дерьма собачьего, друг, муж Элен – просто козел высшего ранга. И зачем он несет этот вздор, никакой же необходимости нет, глупость гребаная; лучше бы музыку включил. Сэмми, откашлявшись, так и делает – вставляет первую попавшуюся под руку кассету; Пэтси Клайн, [20] Сэмми убавляет громкость.

20

Пэтси Клайн (1932–1963) – американская кантри-певица, разбилась в авиакатастрофе на самом гребне своей популярности.

А где они живут? спрашивает Боб.

Сэмми делает вид, что не слышит.

А, Сэмми?

Что?

Где они живут? малыши-то.

В Дамфрисе.

О, в Дамфрисе!.. Здорово.

Знаете те места?

Да в общем, не очень, сынок, – вот много лет назад, когда дети еще были маленькие, я мог бы о них порассказать. Знаешь, мы с Мэри арендовали тогда у ее старой тетки жилой прицеп. Жили в деревне, южнее Странрара. Господи, память совсем никуда стала, какой-то клятый трейлерный парк из таких же прицепов, на самом мысу. Еще там посудина ходила в Ирландию, это я помню, ирландская посудина.

Сэмми берет пепельницу, стряхивает в нее пепел. Боб любит потрепаться, ну и спасибо, на хер. Говорит, говорит. Покончив с покраской, он предлагает еще и долбаную кисть отмыть, но Сэмми говорит: Нет, честно, с этим я сам справлюсь.

Уверен?

Ага.

Потому как мне же не трудно.

Нет, Боб, честно, мне пора привыкать управляться самому.

Ну, верно… да, я тебя понимаю.

Я ж не совсем калека! Сэмми улыбается. А за покраску спасибо.

Да брось, господи!

Нет, серьезно, ты мне здорово помог.

Да ты и сам сделал бы то же.

Конечно, но…

Брось!

Сэмми доходит с ним до двери. Нет, Бобу он доверяет, он ему доверяет. Просто…

Христос всемогущий. Вот же херня. Не важно, просто тебе нельзя рисковать, нельзя рисковать. Вот и все, и говорить не о чем. Сэмми возвращается в гостиную, выключает кассетник, потом открывает окно, чтобы выветрить запах краски, ветер чуть не вырывает створку из его руки, приходится поднатужиться, чтобы ее закрепить. Исусе. Он облокачивается о подоконник, чувствуя, как сквозняк овевает лицо. Сколько еще возни предстоит; нужно свыкнуться с мыслью, что