До и после заката
Шрифт:
Через 2 дня по ноябрьскому утреннему морозцу, цокая жёсткой подошвой по покрытому инеем асфальту, я неторопливо удалялся от проходной завода в сторону дома.
Холодное солнце светило мне в спину и никак не могло меня согреть.
Вспомнилось, как чуть больше четырёх лет назад я так же весело шёл домой с трудовой книжкой в руках. Мне казалось, впереди ждал новый мир, полный счастья и благополучия. Чем это всё закончилось, я подробно описал в первой книге, но кто не читал, скажу точно: ни счастья, ни благополучия я тогда не получил. Вертелся, крутился, попал в автокатастрофу, еле выжил и с божьей помощью
– А почему он не включается? – Алик Махеев, тот самый друг, с которым мы вместе попали в аварию в 2004 году, озадаченно стоял перед новым большущим плазменным телевизором марки “Pioneer”, купленным накануне.
– Говорил тебе, Юрич, бери “Samsung” – Марат Гайсин развалился в кресле и читал инструкцию от японского аппарата.
– Вы, ребята, ничего не понимаете, – отбивался я. – Он со скидкой в 22000 продавался, модель этого года стоит 77 тысяч, а этот, прошлогодний – всего за 55000!
– Да как уж нам понять! – Марат скривил губы, у него в голове не укладывалось, как можно покупать технику за такие деньжищи.
– К тому же он чисто японского производства, – продолжал я оправдывать своё транжирство. – А новая модель уже малазийская.
– Да, Олег, – Алика тоже начинала раздражать эта ситуация. – Надо было взять «Рубин», у меня сосед за 5 тысяч телевизор взял. Отлично показывает, гарантия год. А этот сейчас обратно в магазин везти надо.
Создалась парадоксальная ситуация: три взрослых мужика запутались в трёх соснах, демонстрируя полный технический кретинизм. Махеев с закрытыми глазами мог перебрать москвичовский карбюратор и был способен в два счёта починить любую домашнюю кофемолку. Гайсин тоже был просвещённый в технике товарищ, с любой видеотехникой обращался шутя, знал все нюансы. Себя самого в разряд кретинов я тоже относить не спешил. Но в моей новой квартире происходило нечто невообразимое: новейший японский телевизор отказывался включаться.
– Может, слово какое-то волшебное надо сказать? – спросил Марат, продолжая внимательно читать инструкцию.
– Трах-тибидох-тибидох! – я хлопнул в ладоши, но экран телевизора продолжал оставаться чёрным.
Воистину говорится, что наш человек читает инструкции лишь тогда, когда что-то сломается. Алик уже вытаскивал из кармана тестер, я собирался звонить в магазин, и тут от вселенского позора нас избавил Марат, дошедший всё-таки до нужной строчки в инструкции.
Он заглянул под телевизор и нашёл там заветную кнопку. Чудные люди эти азиаты – расположили её там, где нормальный человек никогда не додумается её искать.
Комнату озарила яркая картинка. В дом пришёл праздник.
Теперь настал мой черёд проставляться.
– Так, ребята! – я хлопнул в ладоши. – Предлагаю пойти по такому случаю попить пива, «плазму» обмоем.
Гайсин был рад такому продолжению, он с самого начала знал, что в финале настройки телевизора будет попойка. Махеев же заспешил домой:
– Вы, ребята, давайте без меня. Мне капельницу ставить надо.
Мы
Ни Алик, ни его жена с двумя детьми не болели. Капельницу с разбавленной водой перекисью водорода он ставил себе ежедневно. Такая осознанная «наркомания» у Махеева началась с того момента, как он прочёл книгу профессора Неумывакина, пропагандирующего употребление перекиси водорода в различных видах для укрепления здоровья. Алик проникся этим учением и покупал эту копеечную жидкость коробками.
– Фармацевтам невыгодно рекламировать перекись, – оправдывал Алик своё увлечение. – Она же 5 рублей за флакон стоит. А она в натуре помогает. Я ей даже зубы чищу.
В подтверждение своих слов друг демонстрировал неистребимую желтоватость зубов.
Блажен, кто верует. Я тоже по себе знал, что перекись водорода – отличный антисептик, и при ангине полоскания весьма способствуют быстрому излечению. Но колоть себе раствор в вену было выше моего понимания.
Алик был экономный парень и не одобрял нашего с Маратом транжирства: зачем идти в кафе и тратить кровные заработанные на алкоголь, закуски и сомнительных девушек.
– Летом поедем в деревню, – предлагал мне Махеев. – Там у нас есть конкретные бабы, им даже пива не надо покупать, можно сразу на сеновал звать. Приедете с Маратом, потрахаетесь.
Двусмысленные словесные конструкции Алику можно было простить, русский язык для него был неродной. Мысли о девках на сеновале безусловно радовали, но мы привыкли к работе, волнующему соблазнению и женскому сопротивлению.
Во время одной посиделки за пивом я предложил Гайсину поехать к казанским проституткам, в нашем маленьком городе такие не водились, по крайней мере, официально.
– Мне это не интересно, – отвечал Марат. – Это как в магазин за колбасой сходить: сходил, купил, съел. Никакой интриги.
– Тебе надо, чтобы колбаса сопротивлялась?
– Конечно, – отвечал товарищ по несчастью. – А иначе пропадает весь смысл.
В этом я с Гайсиным был готов согласиться, сам процесс поиска любви был интереснее самой любви. Хотя сейчас, спустя много лет, я понимаю, что такой инфантильный подход превращает ухаживания в банальную игру, нескончаемый квест в лабиринте женских тел.
Иногда я представляю себя пассажиром некоего поезда любви – весёлого такого составчика, несущегося по железной дороге от станции до станции непонятно куда. И стоянка поезда на каждом перроне – 2 минуты. Только остановился, вышел осмотреться, как паровоз издаёт гудок об отправлении. И вроде станция красивая, и пассажиры вокруг милые, но составу надо спешить дальше. Купил пирожок, сел на пенёк, надкусил разок, вскочил на подножку – и ждёшь очередного полустанка. Бесцельная гонка. Дорога в никуда.
Но локомотив несётся на всех парах в своё розовое никуда.
Спустя несколько месяцев радость лежания на печи приелась, и я снова отправился искать работу.
Не боги горшки обжигают
Наверно, я конченый мазохист. Потому что только любитель подобных извращений мог отправиться на собеседование, на которое надо добираться целых три часа. К будущему работодателю я уже вошёл чисто из вежливости. Меня приняли с распростёртыми объятиями:
– Ваш опыт очень ценен для нас. Вы будете начальником отдела рекламы.