До каких пор буду звать?
Шрифт:
От слабости у нее закружилась голова. Она добралась до кровати и легла.
Каджри и Сукхрам поднялись наверх.
— Кто там? — окликнула Пьяри, хотя знала, кто. — Ты? — С притворным удивлением она села на кровати. — Наконец-то! А я уж думала, что ты покинул наши края.
Она умышленно не обращала на Каджри никакого внимания, но та ничего не замечала. Она вертела головой во все стороны и с любопытством разглядывала убранство комнаты. Сукхрам и Пьяри вместе, не сговариваясь, посмотрели на нее. Сукхрам улыбнулся. Заметив его улыбку, Пьяри вспыхнула от обиды и с мольбой взглянула на него, будто
— Каджри! — позвал он с укором.
— Да? — вздрогнула Каджри.
— Ну что ты глазеешь по сторонам?
Каджри смутилась.
— Видишь, вот сидит моя старшая жена.
— Позволь мне взять прах с ее ног! — насмешливо произнесла Каджри и, подражая тхакурани, несколько раз почтительно провела руками по ногам Пьяри, начиная с колен и до ступней. Лицо Пьяри стало пунцовым от стыда. Ей оставалось лишь произнести полагающиеся в таком случае слова: «Пусть улыбается тебе судьба, пусть растет твое счастье! Купаться тебе в молоке, растить одних сыновей». Затем она повернулась к Сукхраму и приказала:
— Садись!
Сукхрам сел на пол, а Каджри осталась стоять.
— Так это и есть твоя Каджри? — спросила Пьяри.
— Это она.
— Хороша! — одобрила Пьяри.
Каджри прыснула и покрыла голову платком.
— Ну а ты что скажешь? — спросил ее Сукхрам.
Каджри отвернулась.
— Что говорить? — притворно смутилась она. — Я не знаю, куда деваться от стыда.
Пьяри нахмурилась и, взглянув на Сукхрама, укоризненно покачала головой.
— Садись, Каджри, — сказал Сукхрам.
— Ах, я и забыла пригласить, — попыталась оправдаться Пьяри.
— Я и без приглашения могу сесть, — безо всякого смущения ответила Каджри. Она казалась беззаботной и счастливой, в ней играло все очарование весны.
— Иди, сядь со мной, моя саут, — позвала Пьяри, показывая рукой рядом с собой, на кровать.
Но Каджри опустилась на пол рядом с Сукхрамом, как будто не считала нужным обращать внимание на слова Пьяри. Она будет поступать так, как ей захочется. Ее решительная поза говорила о том, что она нисколько не смущена присутствием Пьяри.
— Я хотела, чтобы ты села здесь, — недовольно произнесла Пьяри. В ее взгляде горело нетерпение, а еще больше — уязвленное самолюбие. «Как ты посмела ослушаться моего приказа, да еще в моем доме!!!» — звучало у нее в голосе.
— Мое место рядом с ним, — отрезала Каджри.
— Ну что ж, — согласилась Пьяри и покачала головой, словно хотела что-то добавить. Сукхрам понял, что творилось в ее душе. Она признала превосходство Каджри и поэтому пригласила ее сесть рядом с собой. Но Каджри, как настоящий лесной цветок, отказалась сидеть на расшитом фальшивыми цветами покрывале.
— Да, тебя трудно переспорить, — усмехнулась Пьяри. Она попыталась все обратить в шутку.
Но Каджри и на этом не успокоилась.
— Мы бедные люди, хозяйка, нам и тут хорошо. Я не украшу твою кровать, если усядусь на нее рядом с тобой. В шатре я привыкла сидеть на полу, зачем же отступать от своих привычек?
— Что ж, оставайся там, где сидишь, — разозлилась Пьяри. — Воля твоя. — И приступила к делу.
— Без разговора с хозяином не обойтись, — сказала Пьяри.
— Я
— А ты прикидывайся больной, ладно? — добавила Каджри.
— Насчет этого не беспокойся, — улыбнулась Пьяри, погладив ее по голове.
— Значит, ты уже во мне не сомневаешься? — с усмешкой спросил Сукхрам.
— Ты меня изводишь! — недовольно сказала Пьяри.
Сукхрам рассмеялся.
— Не сердись, сестрица. Я все устрою.
— Когда-то ты теперь придешь! Смотри, не забывай, когда пойдешь назад, что ты кому-то задал урок.
— Я ему об этом что ни день твержу, — вставила Каджри.
— Не возьму ее больше с собой. Мне не напастись новых тряпок, чтобы приводить ее сюда. А в старых она нипочем не пойдет.
Сукхрам и Пьяри засмеялись, а Каджри покраснела.
— Она же младшая жена, — мягко сказала Пьяри.
— Ну ладно, нам пора, — проговорила Каджри.
— Еще придешь?
— Позовешь — так, конечно, приду.
Дойдя до дверей, Каджри остановилась.
— В следующий раз не забудь, пожалуйста, втереть мне краску в ноги, — лукаво улыбнулась она.
19
Наступил вечер. С полей и лугов потянулись стада. Пыль, поднятая сотнями копыт, забивалась в ноздри. То там, то тут всплывали тонкие струйки дыма, наполняя рот чем-то терпким и вязким. Надвигающаяся темнота окутала все вокруг легким прозрачным покрывалом, над которым временами стремительно взлетали птицы, словно вырываясь из невидимых тенет. Однотонный и тревожный звук храмовых колоколов окрашивал все вокруг в тусклые суровые тона.
Дхупо сидела дома и беседовала с женой Дина, человека из касты бхарбхуджа [71] . Их беседе, казалось, не будет конца. Дхупо уже успела забыть и о Пьяри, и о Банке. После того как Банке избили, она больше не думала о мести. Жизнь вошла в привычную колею. До прихода Дина обе женщины наговорились досыта. Увидев его, жена тут же покрыла голову краем накидки.
71
Каста бхарбхуджа — занимается изготовлением петард, хлопушек, шутих и пр. предметов для фейерверков.
Дин не стал заходить в дом, он сел на пороге. С ним пришло еще несколько человек — друзья.
Прислушиваясь к мужской беседе, жена Дина проворчала:
— Все, теперь уселся, забыл про еду и питье.
Дхупо вспомнила о своем муже.
— Эх, сестрица, — вздохнула она. — Мужчинам есть о чем потолковать.
— Да-да! А лепешки стынут.
Дин не был ни ученым попугаем [72] , ни моряком. Он был всего лишь мусульманином. Под навесом шел разговор о мирских делах.
72
…не был ученым попугаем… — см. прим. к стр. 74. /В файле — примечание № 39 — прим. верст./).