До мозга костей

Уивер Бринн

— Вы не знаете, что Вы в игре.

Я бью Хейса в грудь обеими ногами. Лезвие выпадает из его руки.

Стул всё ещё пристегнут к моей правой руке, когда я вскакиваю на ноги. Хватаюсь за спинку стула свободной рукой и орудую им как дубинкой, обрушивая его на окровавленное, залитое слезами лицо Хейса, который инстинктивно хватается за свой пистолет в кобуре.

Хейс ошеломлен ровно настолько, чтобы я успела оседлать его бедра и левой рукой вытащить Глок из кобуры, но вес оружия лишь ненадолго успокаивает мою ладонь.

Он

наносит удар предплечьем по моей руке. От удара моя рука отклоняется в сторону, пистолет вылетает из моей хватки и ударяется о стену в паре метров от Джека. Я бью Хейса в ответ обломком стула, всё ещё прикрепленного к моей руке, а затем вскакиваю на ноги и бегу за пистолетом.

Обжигающий толчок бьет меня по спине, и я падаю на пол.

Мои нервы на пределе. Пронзительная боль проносится по моим мышцам. Я смутно улавливаю звук позади себя, и агония прекращается, но его эхо гудит под моей кожей, как роящиеся насекомые.

Я открываю глаза и смотрю на ворс ковра, прижатого к моему лицу, расстояние до комнаты расплывается в дымке боли. Позади меня какая-то суматоха. Я тянусь к спине и слабой рукой дергаю за один шнур, затем другой, освобождаясь от электрошокера, впившиеся в мою кожу.

Чернота затуманивает моё зрение, когда я переворачиваюсь.

— Ты неряшлив. Любитель. Недостойный.

Призрачный огонь горит в моей груди. Кровь попадает мне на язык с каждым выдохом. Багровые пятна и темные волосы моего отца прилипли к серебряной головке молотка, лежащего на полу. Мой обидчик борется с проволокой, впивающейся ему горло, а мой ангел мести улыбается рядом с его ухом.

— Это мои владения.

— Кири…

Голос Джека — это ниточка, ведущая в черные глубины памяти. Единственное, за что я могу ухватиться.

— Вставай, Кири. Беги…

Грубые звуки борьбы приветствуют меня, когда я выныриваю в настоящее.

Пламя в моей груди, кровь, проволока — всё исчезло. Молотка нет, только обломок отполированного дерева от перекладины стула лежит рядом с моей рукой. Что действительно остается, так это Джек, его лодыжки и запястья всё ещё связаны, он борется, чтобы удержать Хейса в зафиксированном положении, пистолет находится рядом с пальцами агента.

Джек задыхается, когда Хейс ударяет его локтем в шею. Хватка Джека на агенте ослабевает, и Хейс использует свой шанс, чтобы схватить лежащий на полу пистолет.

Я подхватываю отколовшийся кусок дерева и бросаюсь его в сторону Хейса. Но пистолет уже у него.

Щелк.

Джек бьет ногой по запястью Хейса, когда агент разворачивается с пистолетом, целясь ему в лицо. Время останавливается настолько, что в моем сознании возникает образ Хейса. Его стиснутые зубы. Его окровавленная кожа. Гнев в его глазах.

Бах.

Пистолет вылетает из руки Хейса, когда

я бросаюсь на него, повалив нас обоих на пол.

А затем я вонзаю острие своего копья в его горло.

Я нависаю над его лицом, мои волосы ниспадают занавесом вокруг нас, пока я смотрю в его широко раскрытые глаза. Весь этот страх, эта боль. Смятение. Прозрение.

— Тише, мистер Хейс, — шепчу я, вжимаясь всем весом в дерево. Вибрации его булькающего дыхания проникают в мою ладонь, впитываясь в каждую складку. — Вы позволили Тревору Уинтерсу забрать мою семью. Вы не заберете и моего ангела тоже.

Боль пронзает моё тело, когда я поднимаюсь на нетвердые ноги. Ноги и руки Хейса медленно волочатся по ковру, последняя надежда всё ещё цепляется за нервы и мышцы, прежде чем угаснуть. Он смотрит на меня умоляющим взглядом. Возможно, он хочет спасения или милосердия.

Я не задумываюсь об этом, когда переношу весь свой вес на ногу, обрушивая её на конец пики.

Моё копье попадает в кость и проскальзывает между позвонками. Конечности Хейса дергаются, когда древесные щепки пронзают его спинной мозг, его глаза тускнеют и стекленеют. Он умирает под неумолимым давлением моего ботинка.

Когда я убеждаюсь, что последний вздох испущен, я убираю ногу и встаю настолько прямо, насколько позволяет моё избитое тело. Хриплые выдохи заполняют тишину, как всплески адреналина в тихой комнате. Джек сидит на полу, его предплечья покоятся на коленях, а дыхание резко вырывается из его груди. Его взгляд прикован к Хейсу, как будто он боится, что мертвец может снова напасть. Когда он, наконец, встречается со мной взглядом, Джек улыбается, а его улыбка такая слабая, но такая прекрасная в этот мимолетный момент облегчения.

Я пинаю в его сторону складной нож, который выпал из кармана Хейса. Он открывает его и начинает разрезать свои путы.

— Поздравляю, Джек, ты только что выиграл под куполом Грома, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал непринужденно и поддразнивающе, когда смотрю на него через плечо, сопротивляясь желанию прижать руку к животу.

— Это ты его убила, думаю, титул принадлежит тебе.

Может быть, хочу сказать я.

Но только на мгновение.

Я отворачиваюсь, делаю несколько шагов в гостиную. Дом моего детства. Теперь он похож на скорлупу. Я не пытаюсь представить его таким, каким он был когда-то, когда останавливаюсь посреди комнаты.

Кончики моих пальцев холодные и онемевшие. Я знаю, что это значит.

Напряженные вдохи превращаются в удушье. Я стараюсь дышать диафрагмой, чтобы плечи не двигались слишком сильно. Знаю, что Джек заметит. Но боль начинает разгораться в моей плоти, как огонь, требуя внимания.

Моя рука прижимается к дырке на рубашке. У меня не получается скрывать её достаточно долго.