До нескорого, она же
Шрифт:
— Это точно, Яна.
Я наблюдала за ней и все никак не могла понять, что у нее внутри.
Но я все ещё хотела узнать.
***
Утром моя голова раскалывалась и трещала, как полено в очаге, и я уже решила, что простыла во время вчерашней прогулки. Но температуру градусник показал относительно низкую — тридцать семь и три. И я, выпив жаропонижающее, решила идти в школу.
Конечно, я могла подделать ещё тысячу заявлений о пропусках.
Но, во-первых, наша королева всея математики могла бы отнестись к ним скептично.
Во-вторых,
Ну а, в-третьих, я банально боялась остаться в квартире одна. Умом понимала, что ко мне сюда никто не доберется, даже если не захочет. Не считая замков, у меня здесь домовой и охранный контур, защищающий от всякого посягательства.
Но мне все равно было страшно.
Это уже не сон, где Яна вся такая смелая — это реальная жизнь.
Поэтому в школу я все-таки заявилась, успев войти в нее за одну минуту до звонка. И помчалась прямиком на русский язык, по которому, как оказалось, задали сочинение на дом. Мне бы ещё кто-нибудь сказал о нем, о том сочинении…
Впрочем, учительница у нас была милосердная. Она приняла во внимание мой внешний вид (выглядела я в самом деле немного отвратно) и разрешила донести тетрадку в течение рабочего дня, часов эдак до четырех. Ведь я, как самая умная, ляпнула, что забыла сочинение дома.
Поэтому между двумя уроками русского языка я приступила за его написание, взяв у одноклассников тему и текст. Текст изучила влет, особо не вчитываясь. А писала на чистовую, по ходу импровизируя. И даже почерк у меня был относительно красивым. А для нашей учительницы подчерк — самая важная составляющая часть сочинения.
Именно когда позади оказалось вступление, ко мне подошла Вика. До урока подойти она ко мне, ясное дело, не могла, ибо через три секунды после моего эффектного появления он начался; а сразу после она ушла куда-то со своей закадычной подругой, Лерой, с которой они уже несколько лет сидели вместе.
Я стояла возле окна, взгромоздив тетрадь на широкий подоконник. Правым боком прислонялась к колонне. А Вика, чтобы я точно заметила ее появление, подошла с другой стороны. И принялась сверлить меня взглядом.
В конце концов я, не выдержав, оторвалась от сочинения и призналась:
— Ты мне сейчас собьешь полет фантазии.
На Вике была белая кофта и бордовые штаны, и я подумала, что не хватает синей обуви — ботинки Вики были чернющими. Совсем эта Вика не патриотка.
— Лишаю мир гениев, — она вздохнула.
Я пожала плечами — не имела ничего против указания на мою гениальность. И вернулась к тетради, понимая, что мысль действительно от меня ускользает.
— На самом деле, я хотела спросить, что там у тебя и как, — не унималась Вика. — А, нет, шучу. У тебя все всегда через одно место. Вообще-то у меня к тебе другой вопрос.
Она положила ладонь с длинными черными ногтями на подоконник и принялась ими постукивать. Но я была выше всего этого. Да. Почти…
«Чтобы доказать справедливость своего суждения, —
Предложение оборвалось на полуслове.
Ибо рука с черными когтями выцепила мою тетрадь и потянула ее на себя!
Я гневно посмотрела на Вику. Тут терпение закончилось даже у меня. Это при том, что я до невозможности терпеливая! Ангел во плоти!
Вика улыбалась довольно, как кошка, умявшая литр сметаны.
Как бы у этой кошки потом желудок не прихватило.
— Невероятно важный вопрос, — пояснила Вика.
— Валяй, — была я очень доброй. — Только тетрадь сначала верни.
И добавила мысленно: «Идиотка».
— Ты считаешь, что Влад любит тебя до сих пор?
Тетрадь скользнула в мою сторону, но осталась незамеченной.
Я приподняла брови. Вопрос меня удивил. Я, конечно, не исключала, что Вику может занести в ее любимую степь, но не думала, что она ударит меня своим невероятно важным вопросом прямо в лоб.
— Как будто ты, Виктория, не знаешь, что нас никто не любит, — все-таки заметила я.
— Тебя никто не любит, — поправила меня Вика, — а у нас с Владом вчера состоялась замечательная прогулка. Да такая продолжительная, что сочинение, вот это самое, мне пришлось дописывать уже ночью.
Она счастливо рассмеялась.
Кукушка едет. Или все-таки летит? И у кого из нас?..
— Да ладно, — выдала я в итоге. Получилось скептично, и я пообещала себе конфетку за самообладание.
— Представь себе, — заявила Вика.
— Представила, — я кивнула. — Хотя стояние бок о бок на одной остановке в ожидании опаздывающего автобуса не кажется мне продолжительной прогулкой.
Вика покраснела.
Они с Владом в самом деле пользовались одной остановкой… когда пользовались. Потому что Влад обычно ездил на мотоцикле, а у Вики имелся безмерно любящий ее отчим, рассекающий городские улицы на сером Фольцвагене.
— Ты ничего не понимаешь, — бросила она. И что-то мне это фраза напомнила… — Мы в самом деле гуляли. Можешь даже спросить у него. Влад сам тебе все скажет.
Я похлопала глазами.
Захотелось чихнуть, но у некоторых особо наивных людей чихание служит доказательством последних сказанных слов. И своим чиханием я бы подтвердила, что Влад действительно откроет мне истину.
— Может, мне у самого Влада поинтересоваться, любит он меня или нет? — предложила я. — И послушать ответ. Могу даже тебе потом передать, дословно.
Вика покраснела ещё больше, и мне даже показалось, что на мгновение она сжала ладони в кулаки.
Ладно, согласна, в чем-то мои поступки были не самыми красивыми. Однако! Ничего красивого в поступках Вики я тоже не видела. А мы уж такие есть, недостойные люди: в ответ на гадость творим две гадости, получаем четыре и отвечаем восемью. Гадости плодятся, как бактерии, но мы не понимаем, что нужно остановиться. И прем напролом.