До нескорого, она же
Шрифт:
Это очень было похоже на те посиделки, которые мы так любили в детстве. Чай, мед, сладости. Бабушка — и даже дедушка, не проронивший ни слова. Вопросы, улыбки. Бессмысленные и глупые.
Я хотела бы поверить, да не могла.
Слишком широкая пропасть.
Мы просидели
Это был сон, и он забыт.
А я снова одна.
Так я решила.
Я вернулась в город только к утру, половину ночи просидев на вокзале. Вернулась — и отправилась в квартиру, надеясь, как в прежние времена, что не застану там отца. И не застала.
Выпила кофе, покормила хомяка.
И задумалась.
Конечно, я не могла не попрощаться.
Я просто обязана была поставить точку, чтобы разрушить все надежды.
Магпочта, вернувшаяся к своей хозяйке почти сразу, покрылась слоями пыли… и правильно. Сдув верхний слой, я приоткрыла крышку и обнаружила в ней несколько писем. Не прочитав ни одного — неинтересно — отправила их в мусорное ведро. Может быть, отец окажется любопытнее менее и извлечет их оттуда. Может, и нет.
Из худой стопки я вынула лист белой бумаги.
Взяла карандаш.
И чуть отклонила голову назад, чтобы на письмо не упали бегущие из глаз слезы.
«Поверь мне хотя бы однажды.
Если любят, то верят. Или мы не говорили о любви?
Я никому не нужна (вчера окончательно в этом убедилась),
Живи. Дружи. Люби. В мире так много прекрасных белых волшебниц — и простых девушек тоже. Простые девушки даже лучше. Только представь… Твоим детям не суждено будет пройти все те испытания, которым подвергаемся мы. По-моему, это не самый плохой вариант.
Я теперь не играю в «может быть».
И в «если вдруг» тоже.
Но, когда мы встретимся вновь, просто пройди мимо меня, как это сделала я. Договорились? Пусть это будет моей последней просьбой.
Я знаю, что у тебя все получится.
А я многое знаю.
И дружеский совет: меньше верь в людей, потому что они могут ошибаться.
Не жду.
Не люблю.
Не целую.
До нескорого,
она же».
Думаю, Ярослав сам поймет, кто это такая — она.
Быть может, и по той слезе, что я все-таки проронила.
Конец второй части.