До нескорого, она же
Шрифт:
Когда между нами оставалось чуть больше метра, он остановился, и я тоже замерла, поругав себя, что чуть не приблизилась к нему вплотную.
— Ну привет, — пробормотала я. — Вы же, белые, любите приветствия.
— Ну привет, — отозвался он. И заметил: — Я спокойно живу и без них.
Я чуть склонила голову, рассматривая его, и не выдержала:
— А ты чего такой красивый?
— Я таким родился, — заметил Ярослав с гордостью. И перевел стрелки на меня: — А ты чего?
— Чего я чего? — поинтересовалась я. Собрались высококультурные
— Чего такая красивая, — пояснил Яр.
— Это ты так пытаешься заявить, что я не соответствую твоим внешним идеалам красоты и смотрюсь рядом по-нищенски? — уточнила на всякий случай.
— Нет, — он помотал головой. — Это я делаю тебе комплимент.
Я неловко рассмеялась.
И стала вспоминать, когда меня в последний раз называли красивой. Даже если и в ответ.
Зря вспоминала! Потому что в голове почти сразу всплыло письмо, накатанное Владом в конце летней охоты на нечисть. Оно у меня до сих пор на старом телефоне хранится. Смелости удалить не хватило.
Вот там да. Там Влад называл меня красивой.
Но его можно понять и простить. Голову мальчика задурманили гормоны, он придумал себе, что влюбился, и объектом его влюбленности стала я. Быть может, и потому, что в момент активации гормонов находилась рядом. И он придумал себе мою красоту.
А вот что ударило Яра, я не знала.
И чтобы не драться в ответ, предложила ему пройтись вдоль улицы.
Ярослав на предложение никак не ответил, о чем-то серьезно задумавшись, и я, не дожидаясь соглашения, пошла сама.
А Яр побрел следом, по непонятным причинам не слишком довольный моим решением.
— А может быть… — заявил он спустя секунд тридцать молчаливой прогулки. — Мы куда-нибудь зайдем?
Я покосилась Яра — он шел справа, со стороны дороги, и будто даже загораживал меня от шума проносящихся машин, хотя метра девяносто в нем явно не было.
Мы остановились возле пешеходного, но не того, возле которого собирались встретиться, а у его соседа.
— Я не хочу никуда заходить, — призналась я. — Только что вышла из дома. Меня там заданиями завалили… Слушай, а как твоя учеба? — осенило меня. — Так ли тяжела жизнь будущего медика, как ее малюют? Хотя я слышала, что вам там спать некогда, а ты ещё умудряешься гулять… и прогуливать.
— Терпимо, — отозвался Яр. — Справляюсь. Может быть, через несколько дней это поменяется, с ног на голову и едва-едва в то же время, ну а пока…
— Почему?
Не слишком мне вдохновили Яриковы намеки.
Но он не успел ответить — светофор загорелся зеленым, и мы поспешили перейти через дорогу. Мне вообще нравятся пешеходные в больших городах: красный горит полторы минуты, а зеленый пятнадцать секунд, и за это время тебе нужно пролететь двадцать метров и остаться в живых.
Тут в голове одна только мысль остается: как бы, черт возьми, успеть.
И сама я еле успеваю. Что уж о людях пожилого возраста говорить?..
Когда мы оказались на
Пару секунд он задумчиво глядел на телефон, а потом спросил:
— А магпочтой ты пользуешься? Понимаю, это изобретение белых, но я слышал, что и у черных оно есть.
— Пользуюсь, — отозвалась я.
Глаза Яра загорелись, и он миролюбиво попросил:
— Не подскажешь название почты?
Адресом для писем в самом деле служило название почтового ящика, и обычно маги ставили в качестве названия свое ФИО, только если не пытались скрыться от товарищей.
А я не пыталась.
Пожала плечами:
— Заболоцкая Яна Алексеевна. Без пробелов. Оригинально, не правда ли?.. А у тебя, Ярослав Владимирович?
Яр фыркнул и заметил:
— Я рад, что ты помнишь мое отчество. Но у меня название куда оригинальнее. Белый Олень. Без пробелов.
— Белый Олень? — переспросила я и рассмеялась. — Серьезно?
Он согласно покачал головой.
Я пару секунд смотрела на него, а потом заметила:
— В принципе, тебе идет. Но почему именно олень? А не осел, например, или буйвол… — я оглянулась вокруг и заметила женщину, выгуливающую собаку на той стороне дороге, — или мопс?
— Когда-то я был маленьким, — начал Яр. — И у меня тогда волосы ещё не успели потемнеть…
— У тебя они и сейчас светлые, — встряла я.
— Не настолько, — он покосился на меня. — Когда-то были совсем… ну, золотыми, наверное, не знаю. А глаза большими и серыми. Да, они у меня сейчас большие и серые.
— Серо-голубые, — поправила я. — В данный момент больше голубые.
— Какая ты внимательная, — Ярослав качнул головой. — Но я не про то. Не совсем про то. Меня так называла мама, с самого детства — Олененок — и когда пришло время мне обзавестись своей магпочтой, я и оставил этого Олененка. Ярослав казался мне слишком скучным. А прозвище, данное мне мамой, хотелось увековечить. Она как раз ушла незадолго до этого.
Он отвернулся.
И мне стало за себя стыдно.
Почему не мопс, ага. Идиотка. Ясно, конечно, что все черные бестактны, но ляпнуть то, что ляпнула я — это уже верх бестактности. Даже отцу было бы за меня стыдно, если бы он услышал, что я тут молочу своим языком.
— Десять лет, — вдруг произнес он. — Десять лет прошло с тех пор, как она умерла. А я прожил на свете восемнадцать. Понимаешь? — Яр покосился на меня. — Без нее уже больше, чем с ней. Но до сих пор вспоминаю о маме хоть раз в день. Вроде бы и отпустил, но не до конца. Вроде и не должно быть так… больно, но даже спустя десять лет боль окончательно не ушла.
Ярослав говорил все это, смотря вперед, перед собой, будто находился не тут, а в своем детстве, и в тысячный раз переживал все то, что пришлось пережить единожды.