До новой встречи
Шрифт:
В группе тридцать шесть подростков, а токарями пожелали стать немногие. Редкое исключение составляй Алексей Волгин — рослый не по годам паренек со смуглым лицом и темными глазами, брови его, когда он хмурился, сливались в одну линию. Алексей хвалился товарищам, что ползимы ходил в модельный кружок Дома пионеров и сам выточил на токарном станке детали для модели ледокола «Ермак». Этот парень в токарном ремесле наследовал хватку своего деда — знаменитого токаря Выборгской стороны.
Плохим мастером-педагогом был бы Евгений Владимирович, если бы он не понимал, что в желаниях его учеников много случайного. Однако приказами тут ничего не сделать. Нужно, чтобы интересные дела вытеснили случайные
С первого дня знакомства с группой у мастера начались неприятности. На вечернюю линейку Сафар, Яков и Анатолий вышли в грязных ботинках. А разве неряшливость учеников не задевает чести мастера?
Во время побудки Евгений Владимирович пришел в общежитие. Ребята, спеша в умывальную, шумно выскакивали в коридор. Не торопясь, мягко ступая по дорожке, Евгений Владимирович шагал в конец коридора. Подмышкой он держал сверток, в руке — веник, будто забежал сюда мимоходом, по пути в баню.
Вернувшись в спальную, Яков еще на пороге крикнул: «Мастер!» и бросился к своей койке. Одним движением он разгладил складку на одеяле, постель получилась солдатская, опрятная. Антон, просыпавшийся позже всех, успел лишь набросить на кровать шерстяное одеяло, из-под которого торчали концы сбившейся простыни.
Подростки нестройно поздоровались с мастером. Евгений Владимирович прошел к окну, ученики так и остались стоять у своих кроватей. К форме ребята еще не привыкли. Антон никогда не носил гимнастерок с такими воротничками, потому и стоял вытянувшись, словно ему туго забинтовали шею. Поворачивался он всем корпусом.
У Анатолия обвис ремень, казалось, стоит ему сделать несколько шагов, и к ногам упадет этот ослабевший кожаный обруч с пряжкой. У Сафара другая беда: на спине гимнастерка вздулась пузырем. Хорошо облегала форма лишь Вадима — в армии он привык быть подтянутым, не мешала даже рука на перевязи.
«Разве сравнишь этих ребят с прежней моей токарной группой?» — думал Евгений Владимирович и неожиданно заулыбался. Вспомнил то, что произошло два года назад в этой же самой комнате. Там, где сейчас стоит Сафар, переступал с ноги на ногу Всеволод Артюшенко — паренек из Западной Украины, батрак из поместья пана Дымбы. В пятнадцать лет Всеволод впервые надел настоящие ботинки. И как же он боялся их испортить, стоптать, сносить: сплел веревочные лапти, переобувался в мастерской. Уговоры Евгения Владимировича не оказывали на него воздействия. Нельзя в лаптях — стал работать босиком. Напрасно беседовал с ним Николай Федорович о том, что даже из самых хороших побуждений не позволено нарушать форму, доказывал, что если Всеволод сносит ботинки, то ему их бесплатно починят. Говорили с ним и товарищи. Парень в конце концов стал ходить на работу в ботинках, но еще долго продолжал звать Евгения Владимировича «пан мастер».
Таким сырым увальнем поступил в училище паренек из Западной Украины, а неделю назад в «Комсомольском правде» на первой странице был помещен его портрет. Трудно было в нем признать маленького панского батрака; пропал боязливый взгляд, из-под густых бровей смотрели умные, проницательные глаза, и подпись: «Токарь приборостроительного завода комсомолец Всеволод Артюшенко — инициатор соревнования за экономию металла!»
Дежурный дал звонок — готовиться к завтраку. Евгений Владимирович забеспокоился, взглянул на свои ботинки, запачканные глиной, и сокрушенно покачал головой:
— И где это я угодил в грязь? Нельзя в грязной обуви
Ученики переглядывались, но никто не решился пойти вслед за мастером. На черной лестнице Евгений Владимирович развернул газетный сверток, достал две щетки — маленькую и большую, кусок малинового бархата и банку гуталина. Первый поборол нерешительность Сафар. Он торопливо отыскал в тумбочке вату, намочил водой и выбежал из комнаты.
Сафар устроился на площадке рядом с мастером, старательно тер мокрой ватой ботинки, еще больше размазывал грязь. Евгений Владимирович придвинул к нему гуталин и щетки, показал, как надо наводить лоск бархаткой.
— Легонько бери, больших усилий не требуется. Это как полировка, чуть тронешь…
Ботинки у Сафара заблестели лучше новых. Поблагодарив мастера, он побежал в спальную комнату; минуты не прошло — на лестнице появился запыхавшийся Яков, за ним Антон… В столовую новая токарная группа пришла с небольшим опозданием. Ботинки у всех учеников были начищены до блеска, а веник Евгений Владимирович оставил у входа в мастерскую, наказав ребятам вытирать ноги. У Сафара давно не было такого приподнятого настроения. День начался удачно, мастер подарил ему сапожные щетки и бархатку.
«А ребята подходящие, — думал Евгений Владимирович про своих новеньких. — Может, из них и выйдут токари?»
Старый мастер особенно настороженно относился к Антону. В его записной книжке против фамилии Мураша стояли два кружочка. Так издавна он обозначал учеников с трудными характерами, от которых можно было ждать всяких неприятностей. Однако неприятность неожиданно пришла с другой стороны.
3
Необычное поступление Вадима в ремесленное училище вызвало у подростков законный интерес. Их одногодок и уже воевал! Даже задиры почтительно относились к нему, — «обстрелянный, бывалый парень». На расспросы, что за танки «Т-34» или «КВ», где воюет часть, Вадим однообразно отвечал:
— Не имею права выдавать военную тайну.
Постепенно от него отстали даже «трофейщики». Но то, о чем умалчивал Вадим, в училище позже узнали из маленькой книжечки «Знатные бойцы Ленинградского фронта».
Просматривая документы, Вадим обнаружил — комсорг полка случайно не отметил в билете уплату членских взносов за последний месяц. Запрашивать справку — много времени, лучше уплатить вторично, чем считаться должником.
Вадим первый раз увидел комсомольского секретаря в президиуме профсоюзного собрания. Савушкин скучающе посматривал в зал и что-то быстро писал, иногда торопливо убирал вечное перо в карман, чтобы через минуту снова вынуть. В сентябре ему исполнилось двадцать лет, но можно было дать все тридцать, его очень старили очки. Ребята из старших групп рассказывали, что стекла Савушкин носит не оптические, а простые, для солидности. Как только объявили перерыв, Вадим прошел за сцену. В маленькой комнате по кругу ходили трое: инспектор управления трудовых резервов, врач Ольга Николаевна и Савушкин. Савушкин, легонько поддерживая за локти своих собеседников, степенно, баском что-то им рассказывал.
Вадим, постояв у дверей, повернул обратно в зал, где уже многоголосо звенела песня. Ученики обступили рояль, мягкий, задушевный голос запевал шуточную песенку «У колодца». Ребята подпевали нестройно, девушки смелее. Из хора певучестью выделялся голос Евгения Шаброва.
Больная рука Вадима служила пропуском, ремесленники потеснились. За роялем сидел невысокого роста человек в военной гимнастерке без погон. От лба через всю голову шли две широкие пряди седых волос. Это был преподаватель технологии Добрынин. «А почему Савушкин не здесь? — невольно подумал Вадим, — какой-то он «чужой»».