До новой встречи
Шрифт:
Так и не удалось Вадиму поговорить с Савушкиным. На другой день после окончания теоретических занятий он отправился в комитет. Из объяснений старших ребят он хорошо запомнил, что в большом коридоре надо пройти радиоузел и библиотеку. Прочитав на одной из дверей надпись большими буквами: «Часы приема», Вадим направился дальше, но, пройдя еще несколько метров, наткнулся на стену. Странно, шел правильно, как объяснили. Первая примета — «радиоузел», вторая — «библиотека», а в последней комнате по коридору явно помещалась канцелярия. Тогда он снова вернулся, прочитал
«Часы приема.
Н. П. Савушкин. Принимает:
С двенадцати до двух часов — понедельник, среда, пятница.
С пяти до семи часов — вторник, четверг, суббота».
Было неположенное время, но строгое расписание не остановило Вадима, он толкнул дверь и вошел. Савушкин, грузно облокотившись на стол, подперев руками голову, читал толстую книгу.
— Мне бы на учет встать…
Не поднимая головы, Савушкин недовольно спросил:
— Какой класс закончил?
— В шестом учился, — ответил Вадим, несколько удивившись странной манере секретаря знакомиться с комсомольцем, — даже не спросил ни имени, ни фамилии.
— Грамотный! Читай! На дверях написано. У меня железный порядок.
— Признаться, я думал, что та вывесочка от прежних владельцев комнаты осталась, — съязвил Вадим. — Комсомольский секретарь, а живете по счетоводному расписанию.
Савушкин вскочил, одернул пиджак, как оправляют военную гимнастерку.
— Не позволю учить!
— А я и не собираюсь, чинуша, — вспылил Вадим и сердито хлопнул дверью.
В парке для прогулки он выбрал самую дальнюю аллею. После такой встречи хотелось побыть одному.
Почти три недели от Камчатова не было письма. Вадим ходил мрачный. В читальном зале он забирался в самый дальний угол и, положив на раскрытый журнал карту Прибалтики, водил тыльной частью карандаша по шоссе, проселочным дорогам и железнодорожным путям.
Вадим пометил на берегу Чаровы двойным кружком — синим и черным — КП своего полка, пусть условно. Если пешком, то туда можно добраться за пять суток, а на попутных машинах еще быстрее. Со следующего дня Вадим от завтрака, обеда и ужина оставлял по ломтику хлеба. В воскресенье утром, распихав по карманам шинели свои запасы — хлеб, несколько штук печенья, кусок сахару — он выбрался из училища и через час уже сидел на перекрестке за Автовом.
Мимо прошла старая эмка. К запаске были прикреплены два бачка с бензином. Спустя несколько минут через перекресток проехало пять трехтонок, нагруженных бочками, ящиками, рогожными кулями. В кабине ведущей машины сидела женщина в полушубке, повязанная серой шалью. Вадим даже не поднялся с верстового камня, — «разве тетка, да еще штатская, подвезет?».
Спустя четверть часа показалась дизельная трофейная десятитонка. Шла она медленно, как бы нехотя, покачиваясь на ухабах. «Наша, военная» — радостно подумал Вадим. Он встал на обочину и поднял левую руку. На перекрестке дизель остановился. В кабине, откинувшись на сиденье, крепко спал младший лейтенант,
— Подвезете?
— Куда?
— До Красного Села.
— Что ты там забыл?
— Бабушка там осталась, — солгал Вадим и шепотом добавил: — Может, жива, хочу проведать.
Шофер взглянул на спавшего офицера, будто хотел с ним посоветоваться, пожалел будить, вылез из кабины и добродушно сказал:
— Залезай в кузов. Эх, парень, да ты не сможешь. Где зашиб руку?
— Пустяки, царапнуло пулей.
Вадим смутился и выругал себя за такую неосторожность. Хорошо, что шофер не расслышал, что он сказал. Забравшись в кузов, солдат перекинул от заднего борта две кипы сена, расстелил брезент и помог Вадиму подняться.
Начало было неплохое. Вадим радовался: если дело так пойдет, то завтра к вечеру он явится в полк. Камчатов, конечно, рассердится, даст несколько нарядов, может, не возьмет к себе связным, но уж назад не пошлет. А там, глядишь, наступление, и все забудется.
Вадим очнулся, когда машина остановилась. Шофер выскочил из кабины.
— Приехали, парень, вот тебе и Красное Село.
Вадим осмотрелся. По обе стороны дороги стояли разбитые, обгорелые дома. Из снега торчали, как надгробные обелиски, высокие печные трубы.
— На какой улице живет твоя бабка?
— Дальше, — Вадим здоровой рукой показал вперед.
— Когда надо слезать, постучи в кабину.
Встречный ветер дул нестерпимо. Вадим спрятался в кузов и не заметил, как машина выехала из поселка. Шофер, приоткрыв дверцу, крикнул:
— Парень, еще дальше?
— Дальше, — отозвался Вадим.
Отъехав от Красного Села, километров пять, шофер остановил машину, встал на колесо и недоверчиво посмотрел на Вадима.
— К бабке ли пробираешься? Дай честное слово.
Вадим не считал за большой грех сказать неправду, но подкрепить ее честным словом он, конечно, не мог. Это у него еще дома выработалось. Однажды соседский мальчишка выбил на лестнице стекло, а дворник пожаловался на Вадима. Отец спросил:
— Ты, Вадим, разбил стекло?
— Нет.
— Дай честное слово.
И когда Вадим произнес эти слова, отец сказал дворнику, чтобы он искал настоящего виновника. Сейчас Вадим решил, что лучше сказать правду и идти дальше пешком.
— Не к бабке, а в свою часть пробираюсь.
— То-то, значит — воспитанник. — Шофер занес было ногу на подножку и помедлил. — А почему на тебе форма ремесленника?
— Послали учиться на токаря.
— Полк?
— Нет, Камчатов — командир полка. Но это все равно, что полк.
— Выходит, везу дезертира.
Вадим ожидал, что шофер выбросит его из кузова, а тот молча забрался в кабину, и машина покатилась, дальше, покачиваясь на ухабах.
Отъехали от Красного Села с десяток километров, еще меньше осталось до танкового полка, но Вадим уже не радовался. На душе у него стало тревожно. Крутой характер у Камчатова…