До новых снов с тобой...
Шрифт:
– Ты забрала результаты экспертизы? – спросил он, вспоминая, что просил сделать это ее через адвоката.
– Я вытащу тебя отсюда, Деймон, – прошептала девушка, крепче сжимая его руку. – Слышишь? Я тебя обязательно вытащу. Обещаю. Я умею держать обещания…
– Знаю, – он придвинулся ближе и коснулся ее лица пальцами. Капли ее слез остались на его коже, заставляя все струны его наигрывать «Мелодию слез» Бетховена. Он чему-то усмехнулся, вспоминая их первую встречу, ее стеклянный взгляд, ровную осанку и полную непроницаемость. Только сейчас Сальваторе удалось заметить, как же она похожа на него.
– Клаус хороший, – уверенно промолвила Гилберт. – Он нанял адвоката, устроил эту встречу, он обещал, что…
– Ты у него? – это была не ревность. Скорее, беспокойство.
Вы когда-нибудь видели, как появляющиеся трещины на льду? Внезапно. Одна большая, а от нее – множество других. И глыбы льда начинают двигаться от потока живительных вод, от их быстрого течения, а потом этих глыб все меньше и меньше – они тают, а с юга возвращаются птицы… Теплое солнце согревает воды мерзлой некогда души. Сейчас он беспокоился за нее, как отец беспокоится за свою дочь, любил, как мужчина любит женщину… Сейчас он ощущал, как глыбы его лицемерия, апатии и цинизма тают под лучами ее жертвенности, любви и отзывчивости… А птицы – это мечты, это желания… Желания жить, желание любить, желание бороться…
«Я слышал скрежет кровеносных систем, я слышал, как капает в кране вода и даже звук шагов соседей, живший сверху. Я слышал тиканье часов и пустоту. Я научился слушать и слышать тишину.
Но только сейчас услышал биение сердца и струны собственной души, которые наигрывают «Мелодию Слез»… Ты уже спасла меня, Елена… Ты боролась так отчаянно и рьяно, терпя все мои выпады. Плети по спине, холод металла у виска… Ты выстояла, отстояла. И поверь, любимая, лучше быть запертым в клетке из металла, чем в клетке собственного безразличия, которая не пускает вглубь той Вселенной чувств, которую ты открыла мне…
Мое сердце живое. Моя душа дышит… Хоть разум все еще в смятении».
– Он вытащит тебя, – промолвила девушка. – Я обещаю.
– Ты уже спасла меня. Остальное делать не надо…
– Надо! Возьми, – она достает что-то из кармана, а потом застегивает на запястье мужчины черную веревочку с подвеской в виде синего камня. Тот самый камешек, который она сжимала, когда шла на встречи с Тайлером. Тот самый камешек, который она сжимала, когда шла на операцию, на удары плетью…- Согласно цыганским поверьям, – вдруг с акцентом заговорила девушка. – Он будет защищать тебя. И ни снимай! Чтобы не происходило – не снимай…
Сальваторе чувствует, как теряет контроль. Ему хочется познать эту девушку снова… хочется поцеловать, обнять, раздеть, любить…
– Ты забрала результаты экспертизы, Елена?
– Я живу на ферме. Клаус навещает меня, – продолжала цыганка, не нарушая своего безупречного акцента. – Я устроила уборку.
– Елена, какие результаты? – повторил Сальваторе.
– Я хочу клумбу… Может, даже искусственный водоем. Денег хватит. Твоих, моих…
– Елена! – не выдержал мужчина и сжал ее руки, заставляя посмотреть на себя. – Что показала экспертиза?
И «Мелодия слез» сменилась «Лунной сонатой», что говорило лишь об одном: все худшее еще впереди. Девушка закрыла глаза, опустив
Прежнее воспарение души сменилось угнетением. Последняя надежда умерла. Она – табу. Она – грех. Она – Дьявол. Она никогда не будет принадлежать ему.
– А мне плевать, – проговорила Елена, поднимая взгляд. – Мы слишком много прошли вместе, мы слишком много преступили, – Елена поднялась, и ее руки выскользнули из его, как и надежда из души. – Я больше не хочу бегать, я больше не хочу что-то искать и кого-то любить… Я хочу быть с тобой.
Она скрылась, оставляя ослепленного солнцем человеком. Солнце, которое обжигает, солнце, которое согревает, иссушает.
Сальваторе усмехается, упираясь локтями о стол, зарывается пальцами в волосы. Он пытается совладать с чувствами… Ему нельзя быть с Еленой. Нельзя, кто бы что ни говорил!
Вошел еще один посетитель. Сальваторе усмехнулся и, облокотившись о спинку кресла, скрестил руки на груди. Она, демонстрируя свою грацию и свое хищничество, села напротив. Н-да, надменности хоть отбавляй, впрочем, как и желчи, а еще – и лицемерия. И как он мог любить ее? Как мог восхищаться этой цыганкой, которая способна лишь на разрушение чужих судеб? И она любила? Нет, ее любовь – это страсть, это вожделение… В ее сердце нет чувств. В ее душе нет струн. А в ее глазах нет того бога жертвенности, который есть в глазах их дочери.
– Я не стану извиняться. Мне не за что.
– Я и не ожидал.
Изабель закурила. Это их вторая встреча после того прощания в их доме. Столько воды утекло! Столько слов сказано, стихов написано, дел сделано, поступков совершено. А она остается такой же неприкасаемой и спокойной, как и когда оставляла свою дочь, уезжая в Европу для продажи наркотиков, покидая его, когда они были молодыми.
Деймон прищурился и, придвинувшись ближе, прошептал:
– Из-за белого пепла ты бросила нашу дочь, когда та больше всего нуждалась в поддержке?
Она выпустила дым и, придвинувшись ближе, тоже прищурилась. И вопреки законам жанра не было никакого раскаяния, никакой исповеди. Сука.
– А как по-твоему я добилась таких высот? Елена ослепла в семь, а я всего лишь хотела счастья для нее.
– И бросила ее!
– Ты тоже не появлялся, знаешь ли…
– Не смей, – сквозь зубы процедил Сальваторе. – Если бы ты сказала – я бы не…
Он оборвал собственную фразу. Последние детали головоломки их семейной драмы становились на свои места. Теперь картинка приобрела целостность, теперь расставились все точки над «i», и разъяснились все акценты.
– Так ты?..
– Да. Мой отец оставил все свои сбережения моей сестре. Я осталась без гроша за душой.
– Ты ведь могла довериться мне!
– Свои деньги он оставил моей сестре! А свои проблемы – мне. Моей сестре обеспечили неприкосновенность его друзья, а мне пришлось встречаться с дружками, которые не имеют моральных норм и понятий. Я ушла, чтобы уберечь тебя! Если бы они узнали – ты бы стал главной мишенью.
– Смеешься? Думаешь, я поверю в твои рассказы?
Флемминг вновь сделала затяжку. Сейчас – это та самая минута, когда пора раскрыть всю правду до конца. Она и так слишком долго скрывала подноготную… Это низко – лгать ему даже сейчас.