До последнего удара сердца
Шрифт:
Глава 14
– Понимаете, Анечка была и красавицей, и умницей. Мы с ней вместе в консерватории учились. Ей все пророчили сольную карьеру. Она еще на пятом курсе лауреатом престижного международного конкурса стала, а потом вдруг встретила Костю, влюбилась без памяти. Знаете, в наше время такое еще случалось.
Ольга Сергеевна грустно улыбнулась своим воспоминаниям. Они с Женей сидели за круглым, накрытым длинной, до самого пола скатертью и сервированным старинным изящным фарфором столом. Вообще чувствовалось, что пик благосостояния этого дома давно миновал. И хотя было видно, что в просторной старомодной квартире Ольги Сергеевны не так давно делался современный, довольно качественный ремонт, все вещи в ней были старыми, иногда старинными, из новых приобретений в глаза бросался только телевизор. Не очень большой и не самой дорогой марки. И сама хозяйка выглядела несколько старомодной, и не по причине возраста, а из-за неспешной манеры говорить и двигаться, из-за привычки одеваться, а может, из-за старинной огромной броши, приколотой к плечу вязаной кофточки. По лежащему на диване клубку с воткнутыми в него спицами Женя сразу же догадалась, что
– К тому же военные тогда считались весьма завидной партией. Высокие зарплаты, квартиры и прочие блага, – продолжала свой неспешный рассказ Ольга Сергеевна. – Ну, вот встретила она Костю в парадной форме, – красавец, молодой, с выправкой, настоящий офицер, мужественный, воспитанный и на удивление образованный. Из хорошей семьи был мальчик. Не то что ее консерваторские ухажеры. Один руки бережет, другой голос, третий непризнанный гений с миллионом комплексов, каждый лишь собой восхищается. Вот Анюта и влюбилась. Хорошо хоть консерваторию закончить успела. А потом свадьба и в гарнизон. Но все равно позавидовал ей кто-то, как сглазил. – Ольга Сергеевна еще полистала большой пухлый альбом и отыскала черно-белую фотографию, отпечатанную на очень толстой жесткой бумаге. – Это их свадьба, – пояснила она, протягивая карточку Жене. – Пышно праздновали, в ресторане «Прага», у Костиной мамы какие-то связи были. Это вот я стою, совсем еще девчонка, – указала на миниатюрную шатенку в платье с воротничком Ольга Сергеевна. – Когда они уехали, мы с Анютой переписывались, звонить было дорого. Примерно через год у них сын родился, Сашенька, кажется. Она мне и фото присылала, да сейчас уж, наверное, не найду. А потом такая трагедия! – Ольга Сергеевна засуетилась, стараясь отыскать что-то, потом махнула рукой, взяла со стола салфетку и ею промокнула глаза. – Мальчику еще и двух лет не исполнилось, заболел он. Чем, я уж точно не помню, но началось осложнение, задыхался он, а помочь не могли, Анечка чуть с ума не сошла, а там гарнизон, а еще учения, врач местный с ситуацией не справился, а в центр, пока машину нашли, пока до больницы доехали, было уже поздно. Так он на руках у Анечки и умер. Крошка совсем был. И Костика рядом не было, на учениях был и узнал обо всем уже несколько часов спустя. Анечкина мама тогда все бросила, на работе отпуск взяла, к ним полетела. Когда вернулась, рассказывала, что Анечку перед ее приездом чуть ли не из петли вынули. Хорошо, Костик в тот день как почувствовал, домой днем заскочил, успел, слава богу. Потом у них долго детей не было. Боялась Аня очень рожать, – высморкавшись и промокнув глаза свежей салфеткой, проговорила Ольга Сергеевна.
Женя сидела, боясь шелохнуться. Это какая же трагедия – такого крошечного ребенка потерять! И хотя у самой Женьки детей никогда не было, но она о них всегда мечтала и с удовольствием возилась с чужими, если случай подворачивался. И вообще, больше всего на свете она жалела и любила детей и животных, потому как, если взрослые всегда сами в своих бедах виноваты, потому что всегда могут выбрать, как им жить и поступать, то дети и животные – это светлые, чистые души, которые приходят в мир и сразу становятся жертвами. Родителей, обстоятельств, злых воспитателей в детских садах, несправедливых учителей, равнодушных продажных правительств, которые морят их и их родителей голодом, и недобросовестных врачей, и продажных чиновников, и чужого жестокосердия и равнодушия. И сейчас, думая о маленьком Саше Михайлове, умершем от чьей-то нерасторопности или неустроенности гарнизонной жизни, ей было пронзительно жаль и этого крошку, и его молодую маму, пережившую такое потрясение. Она тоже взяла со стола салфетку и, не стесняясь Ольги Сергеевны, высморкалась и вытерла слезы, после чего Ольга Сергеевна наградила ее такой теплой, такой благодарной улыбкой, что у Жени снова защипало в глазах и захотелось еще раз высморкаться.
– Когда у Анюты Дима родился, у меня уже двое детей в школу пошли, а Костю к тому времени в академию приняли, и они в Москву вернулись. Вот тогда Аня и отважилась. А когда Димочка родился, она совсем с работы ушла и все время с сыном проводила, боялась хоть на минуту оставить. Анин папа тогда еще жив был, но они Софью Александровну, Анину маму, все равно к себе забрали, чтобы с Димой маленьким помогала. Как они с ним носились! Как баловали! Казалось, должен был эгоист избалованный вырасти, но нет. Хороший мальчик рос. Вежливый, внимательный, маму очень любил, словно за себя и за брата. Хотя ему про брата никто, конечно, не говорил, но он будто чувствовал. Ответственный очень был. Никаких глупых шалостей. Он и музыкальную школу с отличием закончил, и спортом занимался. В бассейн ходил, даже в соревнованиях участвовал. Костя им очень гордился. Все грамоты, все медали в книжных полках были выставлены как в витрине, – кивала самой себе Ольга Сергеевна. – Но тут у Ани папа очень заболел. Рак. Вовремя не определили, а когда обнаружили, уже поздно было. Софья Александровна тогда с сердцем слегла, и все на Анины плечи упало. И мама, и папа, за каждым ухаживать надо было. У папы такие боли были, такие мучения! Как она, бедняжка, справилась? От горя почернела вся. Денег на лечение прорва ушла. А тут еще дача сгорела. Один фундамент остался. Говорят, подожгли. Кому понадобилось? – Ольга Сергеевна, рассказывая, все время водила пальцем по скатерти, будто узоры рисовала. – А дача застрахована была, так Костя, пока эту страховку получил, чуть не поседел. То взятки вымогают, то грозят самих хозяев в поджоге обвинить. В общем, пока заявление в прокуратуру на страховщиков этих не написал, все нервы вымотали. Ну да тогда еще можно было до кого-то достучаться, и ему товарищ какой-то помог. В общем, получили они деньги. А потом Анин отец умер, Софью Александровну
– Конечно, – успокаивающе кивнула ей Женя.
– Но что-то математическое. Кажется, на факультет вычислительной математики и кибернетики. Очень престижно считалось. И без всякого блата поступил. Тут кризис очередной наступил, есть было нечего. Костю в отставку отправили, а у Анюты какая зарплата, если она в музыкальной школе преподавала? Слезы. На проезд не хватало. И мальчику учиться надо. Так знаете, что Аня придумала? – весело усмехнувшись, спросила Ольга Сергеевна.
Женя лишь покачала головой.
– Она по вечерам в ресторане при «Интуристе» пианисткой устроилась подрабатывать. Мы все так и ахнули! Анюта в ресторане! А она только плечами пожала и говорит: русская эмиграция в Париже в трудные годы тоже никакой работой не брезговала. Князья кочегарами работать не гнушались, а мне вовсе жаловаться нечего. Своим любимым делом занимаюсь. И знаете, она там определенным успехом пользовалась, особенно у иностранцев, ей на чай хорошо давали. Она и меня уговаривала пойти подхалтурить, у меня голос неплохой. Давай, говорит, мы с тобой с русскими народными песнями на «Мерседес» через месяц заработаем. Шутила, конечно, – вздохнула Ольга Сергеевна. – Не нравилось ей все это, а куда деваться? И работать приходилось чуть ли не круглые сутки. Днем школа, вечером ресторан, да еще не дай бог знакомых там встретить. А то еще пару раз у них там бандитские разборки случались, – взволнованно делилась Ольга Сергеевна. – Ужас. Но она никому не жаловалась. Очень своих берегла, расстраивать не хотела. К тому же Костя тогда, молодой еще, здоровый мужик, никак работу найти не мог. Да и Димка все время порывался университет бросить. Но она все вытянула. Всех поддержала.
И Костя хорошего места дождался, в банк его начальником охраны взяли, знакомый какой-то устроил. И Дима университет закончил.
– А что же потом с их сыном случилось? У него какое-то хроническое заболевание было? Почему вдруг пересадка почки понадобилась? – решила Женя подвинуть Ольгу Сергеевну ближе к делу, чтобы не выслушивать подробный отчет о следующих десяти годах жизни семьи Михайловых.
– Да тоже не ждали, не гадали. Вроде все с ерунды началось, – взмахнула безнадежно рукой Ольга Сергеевна. – Гриппом он заболел, а в фирме аврал. Заказ какой-то важный. Больной, здоровый – никого не интересует, вставай и иди, да он к тому же за этот проект отвечал. Не знаю я уж точно, что они там делали, короче, грипп он тот на ногах перенес. А еще по телевизору говорили, грипп опасный своими осложнениями. Лучше не геройствовать, дома отлежаться. Да разве молодежь слушать будет? – Ухоженное миловидное лицо Ольги Сергеевны выражало крайнюю степень осуждения, видно, ее дети тоже не отличались особенным послушанием, предпочитая жить собственным умом, что, учитывая их предполагаемый возраст, было вполне извинительно. – Вот на почки осложнение и дало. Не сразу, конечно. Когда побаливать начало, Анечка заволновалась, советовала немедленно обследование пройти, врача по знакомым хорошего нашла, но знаете, как это у молодых бывает. А, ничего, само пройдет. К тому же Дима уже женат был, они с женой отдельно жили, а девушка попалась легкомысленная, ей бы только денег побольше и хлопот поменьше. Избалованная очень была, – неодобрительно отметила Ольга Сергеевна, – единственная дочка у состоятельных родителей, к тому же красивая. – Слово «красивая» она произнесла столь неодобрительно, словно речь шла о чем-то неприличном.
– У Димы была жена? А она сейчас жива? Что с ней? – оживилась Женя, несколько утомленная длинным подробным рассказом, который никак не мог добраться до интересующей ее сути.
– Да ничего. Живет, наверное, не тужит, – сердито пожала плечами Ольга Сергеевна. – Когда у Димы болезнь обострилась и стало ясно, что требуется серьезное лечение, она как раз забеременела. Точнее, выяснилось, что она беременна. Димка с родителями обрадовались, Костя с Анютой о таком счастье мечтать боялись, для них дети – это отдельная тема. Ну, так вот, а эта вертихвостка никому ничего не сказала, ни с кем не посоветовалась, даже с Димой! Пошла и аборт сделала! – Чувствовалось, что Ольга Сергеевна очень близко к сердцу принимала горести своей подруги. – Знаете, как крысы первыми с корабля бегут во время крушения, так и эта. Хотя еще никто и не знал, что у Димы такое состояние будет тяжелое.
– И что же Дима ей сказал, когда узнал? И если она аборт делать собиралась, зачем вообще о ребенке мужу говорила? – прониклась трагизмом ситуации Женя.
– А кто ее знает? Может, сперва об аборте и не думала, а потом с мамашей посоветовалась. Там та еще штучка. Видела я ее на Диминой свадьбе, – нервно переставила на столе посуду Ольга Сергеевна. – Вчера только из грязи в князи вылезла, а туда же, ни культуры, ни воспитания, одно хвастовство и тщеславие. Она дочкиной партией не очень была довольна, видно, хотелось в зятья кого побогаче. Так что не удивлюсь, если Алина с ее подачи аборт сделала.
– Алина – Димина жена? – уточнила Женя, припоминая, не попадалось ли ей в записной книжке такого имени.
– Ну, да. Когда Димка узнал, у них скандал вышел, она из дома убежала, он за ней на мороз не одетый, а ему категорически нельзя было! Ну, а потом, когда состояние Димино совсем ухудшилось, он уже и с работы ушел, и ему диализ назначили, она просто собрала вещички и адьес. Ни объяснений, ни извинений. У Димы такая депрессия началась, что Анечка про гордость забыла и к невестке на поклон поехала. Просила вернуться. Обещала, что сама за сыном ухаживать будет, лишь бы та только так сразу с ним не расставалась, пожалела. Но куда там! С ней и разговаривать не стали, мамаша Алинина с порога ее обгавкала и дверь перед носом закрыла.