До последнего вымпела
Шрифт:
– Чёрт! В самом деле, - слегка стал приходить в себя командир крейсера.
– Но у нас-то не совсем такая ситуация: прорваться сквозь эти старые утюги для 'Изумруда' - не велика доблесть.
– Не скажите. Лично я, мысленно ставя себя на ваше место, не додумался до такого красивого решения: сначала сблизиться, а потом уже обгонять на параллельных курсах.
К тому же статут есть статут: командира 'Решительного' наградили крестом, несмотря на то, что он бросил погибать 'Стерегущего' - именно 'Прорвался с боем в свой порт, сквозь превосходящего противника'.
– Сначала ещё надо до Владивостока добраться. Да
Глава 21
– И что вы можете сказать в свое оправдание? Как вы вообще дошли до жизни такой?
– В словах ротного проскользнула ирония, но вид Яков, явившийся на "разбор полетов" своей увольнительной, действительно имел живописный: огромный фингал под левым глазом и покрытые ссадинами кулаки как-то плохо гармонировали с идеально отглаженной формой и почти гвардейской выправкой, приобретенной от многомесячных занятий на плацу.
– Ваше благородие, когда я, будучи в отпуске, с пястью другими солдатами из других рот перекусывали в трактире, туда заявилась группа из пятнадцати моих бывших знакомых. Видимо, побить меня хотели за то что служить пошел.
– "...и за то, что весь тираж газеты в сортире утопил" - мысленно закончил фразу Яков.
– Мы старались решить дело миром, однако они не только сами полезли, но стали оскорблять и нас, и Его Императорское Величество, которому я и мои товарищи приносили Присягу! И защищать честь которого мы полагаем за свой первейший долг!
– Вроде как кающийся солдат сиял при этих словах как начищенный пятак.
– Отступив из обеденного зала ввиду подавляющего численного превосходства противника, мы заняли оборону в коридоре на кухню, а затем, отбив первый натиск, перешли в решительное наступление и завершили разгром супостата. Все пятнадцать смутьянов были обезврежены и сданы в полицейский участок. С нашей стороны, за исключением двух порванных гимнастерок и сломанной ручки трактирной швабры, потерь не имеется. Доклад окончен, ваше благородие!
– завершил свою речь провинившийся солдат, тут же замерев по стойке "смирно" и упершись взглядом в императорский портрет над головой начальника.
– Яков, ты чего мне тут изображаешь?!
– Ротный просто не мог оставить трактирную драку без порицания и перешел практически на крик.
– Можно подумать, что и тебя к нам не из кутузки привезли! Лучше скажи, кто это вас надоумил строй в коридоре изобразить и этими самыми швабрами из второй шеренги штыковые приемы на шпане отрабатывать?
– В отсутствие командира я, согласно Уставу, принял командование на себя. А далее действовал по суворовским принципам! Сначала увел наших в коридор, чтобы нейтрализовать численное преимущество нападавших. Поскольку коридор был узкий, то я построил солдат в две шеренги. А затем, найдя там же две швабры и веник, скомандовал в штыки, потому как наши это лучше всего умеют, ваше благородие.
– Значит так, Яков: за драку тебя, стервеца, надо бы денька на три в карцер посадить.
– Ротный, поднявшись из-за стола, подошел к буквально задержавшему дыхание солдату.
– И только то, что ты уже прошение об отправке на войну подал,
– Огорошил Якова офицер, перейдя на официальный тон.
– Рад стараться!
– строго по уставу рявкнул не ожидавший такого поворота Яков.
– "Старается" он, как же!
– Ротный снова вернулся на накатанную колею разноса проштрафившегося подчиненного.
– С такими подчиненными и пули вражеские не нужны, потому как сердце само раньше не выдержит! Ступай к взводному, и вообще исчезни с глаз моих, ирод!
Немецкий угольщик 'Кассандра' пришёл во Владивосток, без проблем, не встретив на подходах никаких японских кораблей.
Но доклад командира 'Изумруда' о наличии на ближних подступах к русской базе далеко не самых сильных и совсем не самых скоростных кораблей, заставил Вирена не только задуматься, но и возмутиться. На такую наглость Того Роберт Николаевич никак не рассчитывал.
Немедленно был отдан приказ готовить эскадру к выходу в море. И, через неделю, Тихоокеанский флот стал выходить из залива Петра Великого, чтобы, если и не покарать нахалов, так хотя бы сплаваться в новом составе.
Командующий держал флаг на 'Орле', в первый отряд так же входили 'Бородино', 'Пересвет' и 'Победа'. Второй броненосный отряд вёл контр-адмирал Ухтомский на 'Полтаве'. 'Сисой Великий', 'Наварин' и 'Адмирал Нахимов', следовали в его кильватере.
Крейсерами 'Олег' и 'Богатырь', руководил Энквист на 'Баяне'.
Кроме того, при эскадре были 'Жемчуг' и 'Изумруд' и отряд из четырёх истребителей под брейд-вымпелом кавторанга Дурново.
'Кубань' была взята с эскадрой в качестве быстроходного угольщика. Вообще-то для планируемой экспедиции было достаточно и штатного запаса топлива на кораблях, но желательно было иметь некоторый аварийный запас.
Милях в двадцати от Владивостока, на мачте 'Орла' появился сигнал: 'Курс на Порт Лазарева'.
Вирен решил проверить две наиболее вероятные стоянки, где мог базироваться флот противника. Вторым на очереди являлся Гензан. Причём в последний в любом случае стоило наведаться - имелся шанс поймать там какие-нибудь транспортные суда японцев либо на подходах, либо в самом порту. Да и просто, показать бомбардировкой, что Тихоокеанский Флот снова вступает в войну 'по-серьёзному'. Несколько минных банок в окрестностях тоже должны были осложнить до сих пор безмятежную для Гензана обстановку.
Броненосные отряды следовали параллельными колоннами. Впереди эскадры, милях в пяти, шёл 'Баян', на правом траверзе броненосцев - 'Богатырь' с 'Олегом', на левом - 'Изумруд' и 'Жемчуг', замыкала ордер 'Кубань'.
Таким строем прошли два часа, после чего командующий решил заняться эволюциями:
– Вызвать 'Полтаву'. Приготовить сигнал 'Второму отряду вступить в кильватер первого'.
– 'Полтава' ответила!
– через полминуты раздался голос сигнальщика.