До последнего звонка
Шрифт:
Все зааплодировали, и Кристина соскочила со стула. Ньюсон задумался, верила ли она в то, что сказала насчет Хелен. Наверное, правда верила. Люди, которые чувствуют за собой вину, пойдут на все, что угодно, лишь бы оправдаться. Возможно, в ее заявлении даже было зерно правды. В конце концов, в своей собственной истории с Хелен он точно знал, что причинил ей намного больше боли, чем ему хотелось верить.
Ньюсон только собирался снова подойти к Кристине, как из дверей прозвучал громкий голос.
— Я бы хотел сказать кое-что, если можно, — произнес глубокий голос с явным американским акцентом, и все
— Да, ребята, это я, Роджер. Роджер Джеймсон, в прошлом полицейский из Нью-Йорка, сейчас в долгосрочном отпуске. — Джеймсону не было необходимости вставать на стул, чтобы привлечь всеобщее внимание. В нем было шесть футов четыре дюйма, а на ногах — модные кожаные ботинки на каблуке.
— Итак, мы все знаем, что Кристина — не единственная, кого обвиняли во всякой фигне на нашей маленькой страничке. Да, мне там тоже досталось сполна. Я уверен, что вы все знаете, что там было сказано и кто это рассказал, поэтому, думаю, нет необходимости просить Гари повторить все это еще раз. Привет, Гари.
Ньюсон повернулся, чтобы взглянуть на Гари, стоящего в первых рядах. Прошедшие годы вдруг исчезли, и Гари снова был напуган. Он выглядел так, словно ожидал, что Джеймсон сейчас снова достанет линейку и станет его тыкать, как и двадцать лет назад.
— Я не знаю, что произошло между Кристиной и этой Хелен Смарт, если честно, я вообще эту Смарт не помню. Но я точно знаю, что произошло между мною и Гари, и все остальные об этом знают. Я вижу Кейрана Битти. Как дела, Толстяк? И двоих других ребят тоже. Привет, Пит. Помнишь, как мы тогда напились краденым виски? Эх, и хреново нам было, а? Ладно. Думаю, мы с вами, ребята, знаем, что все, что написал Гари Уитфилд о наших над ним издевательствах, это чистая правда, и я хочу сказать, что пришел сюда попросить у Гари прощения. Я не могу изменить того, что я тогда натворил, но мне будет стыдно за это до конца моих дней. Я уже сказал, что стал полицейским, и в ходе работы на улицах Нью-Йорка я понял, что такое быть жертвой. Что это такое — жить в страхе, что на тебя нападет человек, для которого ты не значишь ничего. Я знаю страх, которого натерпелся Гари, и мне правда очень стыдно. Гари Уитфилд, я был ублюдком, бессердечным паршивцем. Я знаю, что не заслуживаю твоего прощения, но очень надеюсь его получить. Если ты не сможешь найти его в своем сердце, так и скажи, и я уйду прямо сейчас, и вы сможете спокойно продолжать веселиться. Но если ты можешь меня простить, тогда я останусь, и мы с тобой выпьем. — Последовала пауза, затем Гари сделал шаг вперед, в его глазах стояли слезы, он встал на цыпочки и обнял здоровяка из Нью-Йорка.
— Спасибо, Роджер, — сказал он. — Думаю, тема закрыта.
Комната взорвалась криками и аплодисментами.
— Давай я тебя угощу! — крикнул Роджер Джеймсон. — Черт, плевать, во что это мне встанет! Я всех угощаю!
Он обнял Гари и его друга, и они втроем направились через всю комнату к бару. Кристина включила музыку. Она договорилась с персоналом гостиницы, чтобы в комнату принесли музыкальный центр, и захватила сборники восьмидесятых годов. Может быть, она и склонна привирать насчет прошлого, но можно точно сказать, что она
— Это альбомы www.FriendsReunited.com, — объяснила Кристина. — У них своя подборка. Разве не здорово? Я принесла сборники наших лет.
Настроение в комнате резко изменилось. Частично причиной была музыка, частично спиртное, но не было сомнений, что настоящей причиной стал Роджер Джеймсон и его потрясающее признание. До его прихода Ньюсон чувствовал некоторое напряжение в комнате, где собрались фактически незнакомые люди, каждый из которых опасался за свое хрупкое эго: как бы его не сочли скучным, как бы не затерли у стены, как Кейрана Битти, и все смутно догадывались, что присутствие на сборище такого рода может указывать на их неполноценность. Некоторым казалось, что раньше, до того как жизнь пошла наперекосяк, все было гораздо лучше. Появление Джеймсона все изменило. Он создал прецедент, положительный и мощный прецедент в настоящем.Все стало по-другому. Наконец вечер перестал быть чисто ностальгическим, теперь главной темой было сближение и лучшее будущее, то есть им больше не грозило барахтаться в прошлом, они выпустили свои тайные страхи, прошлое ушло раз и навсегда.
— Речь что надо, — сказал Ньюсон Джеймсону по пути в комнату из туалета.
— Да уж. Рад тебя видеть, Коротышка. Раньше мы неплохо ладили, так?
— Я тебя боялся, Роджер.
— Я знаю. Извини.
— Не стоит. Думаю, то, что ты сказал Гари, ты сказал всем нам. Очень храбрый поступок. И очень щедрый.
— Это не щедрость, а эгоизм. Мне нужно было покончить с этой историей в первую очередь для себя. Я очень благодарен Гари за такую реакцию.
— Поступи он по-другому, вечеринка пошла бы псу под хвост.
Они не сразу вернулись к остальным. Джеймсон достал из кармана пачку «Мальборо» в мягкой упаковке.
— Ты стал настоящим американцем, — сказал Ньюсон. — Здесь нельзя курить.
— Когда поймают, тогда и выкину. Не хочу шутить с английской полицией. Черт, а ведь английская полиция — это ты, да, Эд? Инспектор, это тебе не хрен собачий, я мог бы быть твоим подчиненным. А я только улицы и патрулировал.
— Да, но ты американский коп.Для нас это означает, что ты круче и в любом случае выше рангом.
— Я быламериканским копом, — засмеялся Джеймсон. — На самом деле я еще не уволился, но очень сомневаюсь, что когда-нибудь вернусь обратно на службу… Есть тема. — Ньюсон почувствовал, что Джеймсу нужно выговориться не только по поводу Гари Уитфилда. — Ты когда-нибудь сталкивался с конфликтом интересов и лояльности на работе? Например, когда ты знаешь, что нужно делать одно, но на самом деле делаешь другое из-за других копов в команде или еще почему?
— Ну, я влюблен в своего сержанта. Полагаю, это создает конфликт интересов и уж точно делает жизнь нелегкой.
— Черт возьми. Надо думать, — засмеялся Роджер. — Так в чем проблема-то? Это тоже гей или что?
— Это женщина, Роджер.
— Ну да, конечно. Да… Ха-ха. Не подумал.
— Ничего страшного.
— Она знает о твоих чувствах?
— Нет.
— Ставлю сто баксов, что знает.
— Речь не обо мне. Речь о тебе. О каком конфликте интересов ты говоришь?